Сын Неба. Странствия Марко Поло - страница 37

Тут к разговору со своими собственными замечаниями присоединился дядя Маффео:

— И правда, племяш Марко, ничто так не освежает, как вояж по Западному озеру. Разглядываешь острова и храмы, дворцы, павильоны и пагоды по берегам — и потягиваешь тем временем местное рисовое вино цвета янтаря. Прислушиваешься к играющим на лютнях певичкам — а тебе меж тем подают на обед запеченную в глине дичь, подслащенную маринованную рыбу, сочных некрупных крабов и угрей, дикие грибы и засахаренные фрукты — все, чем славится та изобильная провинция. Так давай же, друг рыцарь, поговорим об этих сладостных воспоминаниях — ибо нет мудрости в памяти о горьком.

Еще некоторое время они провели в том месте, давая отдых измученным членам и поправляя снаряжение. Наконец, Никколо Поло, как старший, заговорил о дальнейшем маршруте.

— Про север и восток даже речь вести не стоит. Мы оттуда пришли, и я не вижу смысла следовать обратно по нашим же следам. Так что я, со своей стороны, предложил бы двигаться дальше на юг, за тот уединенный водопад, что примерно в пол-ли по течению. — Тут Никколо помедлил, и за это время монголы и татары успели что-то пробормотать, а катайцы сплюнуть.

Потом отец Марко продолжил:

— Как я понимаю, вдоль этой реки идет тропа — следует рядом с ее быстрыми водами от одного скалистого водоема к другому. Здесь река питается родниками, что бурлят на дне, и если мы пойдем на север, вверх по течению, то в конце концов доберемся до еле заметного ручейка. Юг же приведет нас к местам, пригодным для установки водяных мельниц, — а значит, к селениям.

Маффео на время прекратил увлеченно глодать жареную ногу, облизал пальцы и откашлялся.

— Как всегда, — начал он, — я с уважительным вниманием слушал своего брата. И совершенно согласен с ним насчет севера и востока. Конечно, никакого севера. Разумеется, никакого востока. Но вот что касается юга… Мне говорили, что катайцы так любят шум водяных мельниц, что даже поминают его в своих стихах. Полезные, конечно, штуковины. И где водяные мельницы, там народ. Причем самый простой. Любящие поглазеть и полюбопытствовать горожане. Верно?

Когда жареная нога на этот вопрос ему не ответила, Маффео укоряюще хватанул ее зубами и продолжил:

— Далее. Если то, что мы ищем, это город, городские предместья или еще что-то неподалеку от города, мы уже теперь наверняка знали бы, что это за город. Ибо у нашего царственного господина, если так можно выразиться, весьма острый слух, и название искомого города давно достигло бы его ушей. — Сделав это не вполне точное, но достаточно ясное замечание, Маффео умолк.

Но лишь ради еще одной задумчивой паузы и очередного кусочка жареного мяса.

— Теперь что касается запада… — продолжил он затем. — Идти в дикую местность, где только камень и песок… и где не знаешь, когда в следующий раз добудешь воды… н-да, не слишком приятная перспектива.

Однако великий хан посылал их не развлечений ради.

— Но если север, восток и юг отпадают, — размышлял Маффео, — то что же остается? Пусть и с неохотой, но отвечать надо. Остается запад. Запад. Он уставился на свою жареную ногу, словно ожидая, что та ему возразит. Когда нога не ответила, Маффео погрузился в хмурое молчание.

Луноликие монголы принялись, по своему обыкновению, о чем-то переговариваться.

Теперь настала очередь Марко.

Хотя он конечно же слышал речи отца и дяди — и даже уяснил их смысл, думалось ему все это время о своем. «Заросшая тростником река на троянском берегу». Почему эта старая, знакомая со времен ученичества строчка вдруг всплыла у него в голове? При чем здесь Троянская война? Какое отношение имеет она ко всему тому, что происходит сейчас?

И все же где-то на задворках его сознания мысль эта продолжала следовать своей тайной тропкой. Совершенно не сознавая, что он делает и почему, Марко накинул седло на спину своего коня, взнуздал его и сел. Потом он провел глазами по реке в сторону водопада — и дальше, к скалистому ущелью. Затем взглянул вверх по течению, где поток сужался и почти исчезал из виду в узкой полоске зелени. Наконец, посмотрел прямо через реку — в сторону безмолвной пустыни, где из земли тянулись не растения, а скалы.