Сын парижанина - страница 44
— Что еще за шум? Кто смел войти сюда? А, это ты, Джим…
Показался белокожий с непокрытой головой, растрепанный, заросший бородой до самых глаз, с безумным выражением лица. Он оттолкнул китайца, который преграждал ему дорогу.
— Убирайся, ты! — крикнул он. — Я должен поговорить с хозяином. Ах, господин, если бы вы знали!
— Что? Что случилось? Отвечай скорее, да берегись, если ты напрасно побеспокоил меня…
— Автомобиль совершенно выведен из строя, — ответил Джим.
— Гром и молния! Час тому назад он был в прекрасном состоянии! Ты сторож. Что же ты делал? Ты головой отвечаешь за него, и ты умрешь!
— Хозяин, жизнь вашего слуги в ваших руках, — пробормотал Джим. — Свою должность я исполняю, но разве я виноват, что шальная пуля только что прошила мотор?
— О, идиоты! Целили в беглецов, а расстреляли мой автомобиль, — сказал тот, кого звали господином. — Но его можно починить? Что говорит механик?
Джим присвистнул и развел руками.
— С механиком дело плохо. Хоть на кладбище неси.
Лицо «господина» приняло пепельно-серый оттенок, он процедил сквозь зубы:
— Он, этот гигант? Единственный механик… Кроме него, не найдешь ни одного на протяжении пятисот миль!
— Да, господин. Харкает кровью, челюсть разбита, щеки порваны… Самый крепкий из нас, а превратился в мокрую тряпку.
— Кто же так его изувечил? — спросил «господин».
Джим заметил Тотора, который спокойно смотрел на него, и с изумлением произнес:
— Нечего ходить далеко за виновным: вот этот мальчуган… этот дьявольски сильный коротышка уложил полдюжины наших! Искалечил беднягу. Да и не его одного…
Хозяин взбесился. Схватившись за кобуру, он крикнул:
— Разрази тебя гром! Это уж слишком! Я, может быть, простил бы порванные шкуры моих молодцов, но увечье, а может быть, и смерть единственного механика! Ты за это ответишь!
Тотор поднялся с кресла, выпрямился и, подходя к наведенному на него револьверу, с поразительным спокойствием ответил:
— Незачем стрелять, это бесполезно. У вас нет механика? Извольте, патрон, я его заменю.
— Ты, недомерок?
— Попробуйте дать мне токарный станок, тиски, каких-нибудь железяк, обломков бронзы, стали, и вы увидите, сумею ли я воскресить вашу пыхтелку.
— Пожалуй, я испытаю тебя, и немедленно, — ответил «господин». — Но горе тебе, если не сможешь ничего сделать!
— Положитесь на меня! Итак, я могу считать место механика своим?
— Да, временно. Посмотрим, на что ты годен!
— О, тогда я спокоен. Но теперь, раз я имею у вас прочное социальное положение, позвольте рекомендовать вам моего замечательного друга, присутствующего здесь Мериноса… Сейчас он — всего лишь болящий, не может пошевелить ни ногой, ни рукой, страдает и молчит… потому что истинные страдания немы! Но он мечтает поправиться, чтобы стать вам полезным, дайте же должность и ему!
— Мой китаец Ли ошалел от опиума… Я охотно заменил бы его твоим другом, который, я уверен, будет прекрасным лакеем.
Меринос подумал, что плохо расслышал. Он сжал кулаки, побледнел и воскликнул дрожащим от гнева голосом:
— Лакеем! Я, сын…
— Герцога? Принца? Короля?
— Сын белого гражданина!
— Ну и ладно! Будешь мальчиком на побегушках у негра. Дядя Том[112] порадовался бы такому обороту! Кроме того, оставьте эти манеры! Я требую, чтобы мои приказания исполнялись немедленно, днем и ночью! Своих слуг я бью, а иногда и убиваю! Значит, от тебя самого, мой мальчик, зависит знакомство с палкой или револьвером.
ГЛАВА 3
Тотор за работой. — Сторож или нянька? — Дружба. — Починенная машина. — Пробная поездка. — Последствия завтрака на траве. — Знаменитые ослицы. — Французский и латинский языки. — Нелепая история человека, купавшегося в фонтане Сен-Мишель.
Несмотря на всю самоуверенность, Тотор не мог опомниться от изумления и выразил свои чувства смелой метафорой:
— Никаких сомнений! Я плыву по океану сюрпризов.
Подумать только: среди пустыни, в сотнях миль от цивилизованных мест, посреди пещер, обращенных в дворцы, стоит лишь заикнуться, и тебе предоставляют прекрасную мастерскую, в которой есть все, даже с избытком! Машины, инструменты, всяческие приспособления… Знакомые, привычные вещи приводили новоявленного механика в восторг, и, устраиваясь в мастерской, он вскрикивал от удовольствия: