Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра - страница 31
— Руперт!
— Ах, будь ты проклят! — пробормотал он. — Ну, чего еще? Подыхать — так подыхать.
Палатка была скрыта от него ледяным утесом, и Руперт даже не пошевелился. Но вдруг он почуял беду. Ему показалось, что он слышит приглушенные крики Водопьянова. Он вскочил и, разбрызгивая лужи, бросился через торос напрямик к палатке.
Он до нее не добежал. Прямо под ним над сваленной палаткой стоял, будто корова над теленком, желтовато-белый медведь и поводил длинной шеей, ворча и скаля зубы. Сам Водопьянов был где-то под этой тушей, видна была лишь его рука, вцепившаяся в мех на медвежьем брюхе; в первый миг Ройс от изумления не мог сдвинуться с место. В памяти его с внезапной отчетливостью промелькнуло множество подобных историй, они приключались и с Нансеном, и с Пири, и чуть ли не со всеми полярными исследователями.
Потом он пришел в себя, схватил большой обломок льда и швырнул в медведя, который и без того его заметил. Медведь поднял голову, новый обломок, брошенный Ройсом, попал ему в морду, он нехотя поднялся и, как-то неуклюже вывернув шею, попятился.
— Пошел! Пошел! — закричал Ройс. — Пошел вон!
Он швырнул еще кусок льда, и медведь, оглянувшись напоследок, затрусил прочь. Ройс сбежал вниз и стащил изодранную палатку с Водопьянова, спрашивая:
— Ты жив, Алексей? Ты жив?
— Конечно, — слабым голосом ответил Водопьянов, когда лицо его показалось из-под лохмотьев палатки. Оно было исполосовано неглубокими царапинами. — Ружье, Руперт. Подстрелите его.
— Сейчас.
Руперт выхватил из саней винтовку, сорвал с нее брезентовый чехол и, заряжая на ходу, бросился к торосу, за которым скрылся медведь.
Громадные медвежьи лапы ясно отпечатались на снегу, и Руперт несся' по снегу и слякоти, забыв о всякой осторожности и только удивляясь, как быстро уходит медведь. У подножия гребня он по пояс провалился в сугроб и сразу же услышал хриплое рычание. Подняв голову, он увидел медведя, который притаился наверху и скреб задними лапами, готовясь к прыжку.
Руперт вскинул ружье и выстрелил. Он не успел прижать приклад, и отдачей ему чуть не вышибло плечо. Медведь не шевельнулся, как будто выстрела и не было. Ройс снова поднял ружье и выстрелил в морду, почти не целясь; на этот раз медведь взревел и с глухим шумом свалился кубарем с тороса в снег. Какую-то секунду он не двигался, выжидая, — и Ройс тоже стоял и смотрел, словно зачарованный, — а потом с ревом заковылял прочь. Руперт перезарядил ружье, выбрался из сугроба и стал ждать удобного момента для выстрела. Но медведь уходил слишком быстро и успел скрыться за высоким торосом. Ройс стал, как обезьяна, карабкаться вверх и, взобравшись на гребень, снова увидел медведя.
Он выстрелил, и зверь упал. Когда Руперт подбежал, чтобы его прикончить, медведь поднял голову, и Руперт попятился. Но медведь только печально поглядел на него. В ту же секунду раздался выстрел. Пуля попала в шею и добила зверя.
Медведь сулил им, хоть и ненадолго, возвращение к жизни. Ройс с трудом, неумело разделал тушу, и они съели сырую грудинку.
Животное отощало за долгую зиму, но после скудных каш и концентратов медвежье мясо было для них пиршеством.
Палатка была сильно порвана, Руперт терпеливо ее зашил, и они провели ночь спокойно, почти безмятежно. Однако утром их ждала новая беда. Треснула льдина. Перед ними зияла большая полынья, затянутая тонкой ледяной коркой. С первый раз им угрожала такая непосредственная опасность.
— Надо уходить, и побыстрее, — сказал Руперт Водопьянову, который после сытного обеда и долгого сна выглядел несколько лучше.
Им было трудно решиться на этот шаг, потому что приходилось бросить почти все мясо; но Руперт знал: скоро во льду появятся новые трещины, нельзя мешкать ни минуты, иначе они могут оказаться отрезанными на этой льдине, и выбраться с нее будет нелегко. Он погрузил часть туши на сани, надрываясь, втащил туда же Водопьянова и надел лямку, но не на плечи, как раньше, а закрепил ее вокруг пояса. Он постоял немного: надо было собрать все силы, чтобы стронуть сани с места, а затем, закрыв глаза, стиснув зубы, напрягшись всем телом, дернул постромки.