Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра - страница 40

— Что-то в мире неладно, — жаловался Руперт, — если целые страны начинают ссориться из-за какого-то несчастного калеки. Что случилось с людьми?

— Да они ссорятся из-за каждой ерунды, — отвечала Джо. — А может, он вовсе не так уж жаждет возвратиться домой? Бывает ведь…

Руперта взорвало.

— Оставь! Я ни минуты не сомневаюсь, что он хочет вернуться! Но не в этом дело. Почему русским не подождать, пока он поправится?

Мысль о Водопьянове не давала Руперту покоя. Он решил поговорить с ним по радио.

Сначала он попросил разрешения в министерстве авиации у начальника своего отдела Филлипс-Джонса, хорошего работника, но не слишком приятного человека. Руперт любил порядок и счел такой шаг необходимым, хотя и был еще в отпуске по болезни. Но Филлипс-Джонс сухо ему заявил, что если он желает разговаривать с Водопьяновым, он должен сделать это на свой страх и риск и ни в коем случае не впутывать учреждение, в котором служит. Руперт с ним согласился, позвонил в американское посольство военно-воздушному атташе и спросил, не могут ли они разрешить ему разговор с Туле, такой, какой в свое время они устроили Джо. Он объяснил, что хотел бы поговорить с Водопьяновым.

В пять часов вечера атташе позвонил ему домой и соединил с Водопьяновым. В Туле это время был еще полдень.

— Алло, Алексей! — закричал Руперт. — Как ваше здоровье?

— Это вы, Руперт? — ответил Алексей. — Алло! Алло! А вы как, хорошо? Как дела? Где вы сейчас?

— Послушайте, — кричал Руперт, — как ваше здоровье?

— Прекрасно, в полном порядке.

— Очень рад, очень рад. Но я вас спрашиваю, вы еще лежите в постели или уже встали?

— В каком смысле?

— В ка-ком вы со-стоя-нии? — раздельно произнес Руперт. — Вы еще лежите в постели?

— Конечно, еще лежу. И она стоит чуть ли не вверх ногами. Это очень мудреная кровать. — Смех у Алексея звучал по-прежнему жизнерадостно. — Спина у меня в гипсе, но чувствую себя хорошо.

— А как насчет возвращения домой? Вы не против?

Вопрос пришлось повторить.

— Против? Да я только об этом и думаю. По-моему, я здоров. Врачи здесь о'кей! О'кей! Но…

Остального Руперт не расслышал: голос Водопьянова то таял где-то в пустоте и в шумах, то возвращался; они обменялись любезностями, пошутили насчет еды и кончили разговор прочувственным обещанием скоро увидеться.

— Когда я вернусь, я всем расскажу, что вы сделали, — заверил его Алексей. — Здесь я ничего не рассказывал.

Если в этой фразе скрывался тайный намек, то Руперт его не сразу понял — связь была плохая, и все его внимание уходило на то, чтобы разобрать слова, которые кричал ему Водопьянов. Но положив трубку, Руперт встревожился.

— Необходимо, чтобы его отправили домой, — сказал он Джо. — О чем тут говорить! Если он в состоянии выдержать перелет, американцы обязаны его отпустить. Надо этим заняться.

█

Будь Руперт человеком не столь решительным, он бы хорошенько подумал, прежде чем звонить в американское посольство.

Посла в Лондоне не оказалось, он уехал не то в Нью-Йорк, не то в Вашингтон, но заменявший его советник согласился принять Руперта на следующий день.

— Что ты ему скажешь? — спросила Джо утром, когда Руперт, всегда тщательно соблюдавший требования этикета, надевал парадный костюм. К сожалению, дорогой серый костюм, который прежде сидел отлично, теперь висел на нем как мешок. Руперт скорчил такую недовольную гримасу, что Джо даже засмеялась.

— Я почему-то совсем не толстею, — заметил он огорченно.

— Погоди, дай время, — утешила его Джо. — От одних уколов не потолстеешь. Надо есть побольше.

Три раза в неделю ему делали вливания витаминов, глюкозы и других лекарств, но он все еще чувствовал слабость.

— Я просто их попрошу отпустить Алексея, — сказал он. — Они, видимо, не понимают, что ему пришлось вынести.

Джо внимательно на него посмотрела. Он был страшно худ, тело тонуло в одежде. Но высохшее, изможденное до прозрачности бледное лицо было спокойно и уверенно.

— А не проводить ли мне тебя на такси? — предложила она.

— Зачем?

Он явился на Гросвенор-сквер точно в назначенное время, обождал в небольшой серой приемной и, наконец, был впущен в большую бело-серую дипломатическую гостиную, где висело два рисунка Тулуз-Лотрека и несколько никому не ведомых американских абстракционистов. Он разглядывал картины, когда к нему вышел хорошо одетый, любезно улыбающийся господин, типичный дипломат, давно привыкший принимать самых разных посетителей и, несмотря на это, с трудом сдерживавший любопытство. Руперт понимал, что именно из любопытства и согласился мистер Олтертон его принять — дипломату было ничуть не менее интересно посмотреть на такого чудака, чем всем прочим.