Сыновья - страница 56
— Ровно ему кто скажет, под бок ткнет, — говорили с досадой бабы, поднимаясь. — Околевать теперь на работе?
— Не околевать, а поменьше прохлаждаться.
— Да ведь не железные. Все рученьки повыдергали.
— Знаю, — отвечал Петр, горячась. — А вы думали, в колхозе ватрушки прямо с неба в рот валятся? За спасибо?.. А, дуры бабы!
Просыпая табак, он торопливо крутил цигарку и, закурив, добрел, хвалил работу, неумело шутил. И Анна Михайловна, как и все, знала, для чего он это делает, ломая себя.
— Надо бы вечерку… прихватить, — как бы между прочим, невзначай, бросал он, уходя.
Прихватывали и вечерку, но конца прополке не было видно.
Тогда Анна Михайловна привела с собой в поле сыновей. Леньке и Мишке понравилась работа и, главное, обращение матери с ними как со взрослыми. После обеда они явились во главе табуна ребят. Галками разлетелась ребятня по полосам. Петр Елисеев даже замычал от удовольствия. А Семенов посулил:
— Ландрину куплю по фунту на нос. Выручай, пионерия!
Прополотый лен рос могуче. Он зацвел рано и дружно, окрасив поле в бирюзовый цвет. Казалось, полнеба упало на землю. Девушки заглядывались на цветущий лен и невольно срывали и прикалывали его на грудь, как незабудки.
По вечерам голубоглазый лен засыпал, дремотно сжимая лепестки, точно ресницы, а утром, умытый росой и обогретый солнцем, вновь раскрывал свои ясные очи.
Семенов привез из города конную льнотеребилку. Это была первая машина, приобретенная колхозом, и все сбежались смотреть на нее. Теребилка оказалась маленькая, словно игрушечная. И окрашена она была ярко, как игрушка, в красную и голубую краску.
— «Ком-со-мол-ка»… — прочитал Костя Шаров клеймо, и Анна Михайловна невольно засмеялась этому удачному прозвищу.
— Похоже! Форсистая… как девка.
— Как бы эта девка нам лен не попортила, — с сомнением сказала Ольга Елисеева. — Руками драть лен спокойнее. Что не захватишь — все останется в горсти.
— Много ты понимаешь! — оборвал жену Петр, сидя перед машиной на корточках, жадно и ласково трогая ее холодные блестящие части. — Чай, с умом делали, на заводе… Как живая!
— Поди-ка! — сказала Авдотья Куприянова. — Железо, оно и останется железом… без души.
— У тебя в горсти души много.
— Горсть-то теперь чужая, — вздохнул Ваня Яблоков.
Савелий Федорович, весело оглядывая народ, осклабился:
— Тоскуете? Пора бы, кажется, забыть, что свое, что чужое…
И всем стало как-то нехорошо от этих слов. Анне Михайловне вспомнилось, как в воскресенье зазвала ее Ольга пить чай и, когда они сидели за столом, в раскрытое окно просунулась, звякая бубенцами и всхрапывая, морда Буяна. «Ишь, не забыл родного места», — мелькнуло тогда у Анны Михайловны. В задушевном разговоре, как-то раз еще до колхоза, хвастал Петр Буяном: «Умнеющий конь. Как чай пить, он у меня под окошком стоит, хлеба просит…» И теперь по привычке протянул было Петр Елисеев жеребцу ломоть хлеба, но обронил его на подоконник и, выругавшись, ударил Буяна кулаком по скуле. «Одурел? Чем тебя скотина-то обидела?» — закричала на мужа Ольга. Петр исподлобья страшно глянул на нее и молча вылез из-за стола.
И сейчас, покосившись на завхоза и как-то сразу потухнув, он поднялся с корточек и уже ногой трогал машину.
— Мало одной, — сказал он недовольно. — На пять таких игрушек делов хватит.
— Дел хватит, да капиталу не наскребем, — ответил ему Гущин громко, так что все слышали. — Еще косилку и жнейку завтра привезут. В кредит… Опять же льнозавод будем строить. Придется осенью заглянуть в кошельки.
— За свой боишься? — зло прищурился Семенов. — В твой кошелек заглянуть стоит.
Костя Шаров, внимательно осмотрев теребилку, подлил масла в огонь:
— Сбрасывательный аппарат не работает, — сказал он.
— Ты откуда знаешь? — дрогнув, спросил бригадир.
— Маракую немножко по машинной части… вижу.
— Предупредили меня, с изъяном, — подтвердил Семенов спокойно. — Ничего, принимальщика посадим.
Закусывая ус, Елисеев набросился на председателя:
— Ты, что ли, сядешь? В моей бригаде лишних нет. И зачем нам эту забаву… коли без толку она?
И все стали кричать, что правление транжирит общественные деньги попусту и прав Савелий Федорович, гляди, пойдут осенью колхозники по миру с корзинками.