Сыновья - страница 9

Жадный до работы, Елисеев всегда что-нибудь делал: то огораживал усадьбу новыми частыми кольями, то поправлял двор, обкладывал свежим дерном завалину у избы, чинил, сидя под навесом на корточках, старые ведра, кадки.

— Без коня я бы и сейчас пропал, — говорил он, щурясь и обсасывая длинный острый ус. — Пришел с фронта — хоть шаром покати. Что делать? Тряхнул женино барахлишко. Ревела Ольга, известно — баба, дальнего прицела не знает. Не вой, говорю, наживем добра. Мне бы только коня завести… Подзанял еще денег у Савелия… Видела моего Буяна? Умнейший конь. Как чай пить, он у меня под окошком стоит, хлеба просит… Встану на ноги! Это уж ты мне поверь. Да как же не встать? Землю отвоевали, власть наша — совестно ходить голышом.

Он жалел мужа Анны Михайловны, с которым дружил в парнях, жалел Сергея Шарова и Васю Жердочку:

— Какие мужики поумирали… Силища! Кабы сюда их сейчас… Всласть бы мы с ними похозяйствовали. Леша-то твой хоть на покосе, хоть на молотьбе за пятерых валил. А Сережка! Да в пашне за ним никто угнаться не мог… Война, понимаю. Лешина погибель тяжела, да не обидна. А вот дома, от суседей, смерть получить… У-у!

Он выбранился.

— Эту кулацкую нечисть я еще выведу на чистую воду.

— Тебе, Петя, надо в партию коммунистов записаться, — сказал ему однажды Николай Семенов. — У тебя глаз верный и сердце наше.

— Не знаю, чье оно, а только чует правду. Да разве я за чужое кровь проливал?

Елисеев выдалбливал из осинового чурбана корыто для поросят. Анна Михайловна смотрела, как ловко он орудовал долотом.

— Про это и разговор на сегодняшний день. Партии такие нужны. Иди к нам, — предложил Николай, садясь на обрубок бревна под навесом.

Елисеев усмехнулся, показывая белые крепкие зубы, махнул рукой:

— Ну, куда мне… Какой я партиец! Мужик я.

— А мы — ученые? Ты подумай, Петя, зараз не отказывайся. Дорога-то ведь у нас одна.

— Точно, дорога единая… — задумчиво согласился Елисеев, берясь за долото. — Верно говоришь. Но в партию записаться… Прикидывал я — ничего не выходит. У вас там собрания, заседания, а у меня валится дом.

— Помешался ты на своем хозяйстве, — сердито сказал Семенов, доставая кисет.

— Иди ты к черту! — вспыхнул Елисеев и с силой ударил молотком по долоту.

Лишаи на его обгорелом лице багряно налились. Он приподнялся с корточек на колени, молоток взлетал в воздухе все выше, описывая черную дугу, и Анне Михайловне казалось — молоток вот-вот заедет по рыжей голове Николая Семенова. Она торопливо пошла прочь, к своему двору, и вдогонку ей летели разгневанные, короткие, как удары молотка, слова:

— Ты — коммунист. А линию свою знаешь? Партия что говорит? Восстанавливай хозяйство… Я-то восстанавливаю, а ты? Портки свалились… Хорош пример для мужика… А, дьявол! Расколол из-за тебя корыто…

Как ни уважала Анна Михайловна Семенова, душой, сердцем она была на стороне Петра Елисеева.

Точно добрый, горячий конь, впрягся он в крестьянскую работу и тянул, не зная удержу. Он понукал и жену и ребят, всем находя дело.

«Как клещ впился в хозяйство, — одобрительно думала Анна Михайловна. — С таким не пропадешь — умный, заботливый, как мой Леша».

Петр Елисеев был с ней ласков, захаживал во двор к кобыле и, когда Машка отчего-то охромела, сам вызвался лечить. Это не помешало ему как-то сердито сказать:

— Ребята твои, Анна, мне всю луговину перед избой истоптали. Народила, так гляди за ними, дьяволятами.

— Господи, Петр Васильич, — изумленно произнесла Анна Михайловна, — да взаперти мне их, что ли, держать?

— А мне какое дело! Хоть под подолом.

В другой раз он прибил ребят, и Анна Михайловна поссорилась с Елисеевым.

Он огородил дом палисадом, развел георгины и насадил тополей.

В навозницу Анне Михайловне показалось, что загон ее в поле ровно бы сузился, а полоса соседа будто стала пошире. Анна Михайловна не верила своим глазам.

— Ты, никак, Петр Васильич, по ошибке… моей земли… немножко прихватил, — сказала она нерешительно.

Елисеев так и побагровел:

— Брешешь, чертова баба! Где прихватил? Очумела? По этот куст земля спокон веков была моя.

— Да как же так? — все еще недоумевала Анна Михайловна. — Прошлый год, помню, я куст обпахивала.