Сюннёве Сульбаккен - страница 8
Из алтаря вышел пономарь, за ним священник. Торбьорн слушал и смотрел на них, потом они ушли, через несколько минут снова вышли, а Торбьорн все еще сидел на коленях у отца и все думал и думал: «Когда же она снова выглянет оттуда?» Мальчишка, который хотел его стащить со скамейки, теперь сидел на подставке для ног под пюпитром, и всякий раз, когда он пытался встать, какой-то старик толкал его в спину. Этот старик все время дремал, но стоило маленькому забияке приподняться, как он немедленно просыпался. «Неужели она так и не выглянет?» — уныло думал Торбьорн. Каждая красная ленточка, которую он замечал, напоминала ему о той ленточке, что была на шапочке у Сюннёве, и каждая фреска на стене в старой церкви казалась ему ну совсем такой, как она, или чуть-чуть поменьше. Ах, наконец-то она подняла голову! Но как только Сюннёве увидела Торбьорна, она тотчас же с самым серьезным видом опять опустила ее.
Снова появился пономарь, за ним священник, зазвенели колокола, все встали и двинулись к выходу. Семунд заговорил с отцом Сюннёве; потом они подошли к женщинам, которые тоже поднялись со своих мест. Первой к ним вышла маленькая белокурая женщина, мать Сюннёве; она улыбалась так же, как ее муж, но все-таки не так часто. Она была удивительно маленькая, очень бледная и вела Сюннёве за руку. Торбьорн сразу подошел к ней, но девочка отпрянула от него и спряталась за юбку матери.
— Отойди от меня, — сказала Сюннёве сердито.
— Он, верно, еще никогда не был в церкви? — спросила белокурая женщина, гладя его по голове.
— Никогда; потому-то и подрался, что он здесь первый раз, — сказал Семунд. Торбьорн сконфуженно посмотрел на белокурую женщину, потом на Сюннёве, которая теперь напустила на себя еще более строгий вид, чем раньше. Все стали выходить из церкви, взрослые продолжали разговаривать, а Торбьорн шел за Сюннёве, но всякий раз, как он пытался подойти к ней поближе, она прижималась к матери. Мальчишку, который пристал к нему в церкви, Торбьорн больше не видел.
Когда они вышли во двор, взрослые завели какой-то серьезный разговор. Один раз Торбьорн услышал имя Аслака и не на шутку испугался, как бы речь не зашла и о нем самом, и отошел подальше.
— Нечего тебе здесь слушать, — сказала дочери мать Сюннёве, — отойди немного, мой дружок, отойди, говорю тебе!
Сюннёве нехотя отошла от нее на несколько шагов. Тогда Торбьорн подошел к ней и стал ее разглядывать; она тоже посмотрела на него; так они и стояли некоторое время, разглядывая друг друга. Наконец она сказала:
— Фу!
— Почему ты говоришь «фу»? — удивился Торбьорн.
— Фу! — снова повторила Сюннёве и прибавила: — Фу, как тебе не стыдно!
— А что я сделал такого?
— Ты подрался в церкви, подрался во время службы, фу!
— Да, но ведь это было уже давно.
Ответ Торбьорна озадачил ее, и, немного подумав, она спросила:
— Это тебя зовут Торбьорн Гранлиен?
— Меня. А тебя зовут Сюннёве Сульбаккен?
— Да… А мне всегда говорили, что ты такой хороший мальчик.
— Ну нет, это неправда; я самый непослушный у нас дома, — сказал Торбьорн.
— Ну уж такого я никогда не слышала! — воскликнула Сюннёве и всплеснула своими маленькими ручками. — Мама, мама! Он говорит…
— Замолчи и не мешай мне! — послышалось в ответ.
Сюннёве устремила на мать свои большие глаза, медленно повернулась и пошла обратно к Торбьорну.
— А мне всегда говорили, что ты такая хорошая девочка, — сказал Торбьорн.
— Да верно, когда читаю библию…
— А правда ли, что у вас на Сульбаккене так и кишит домовыми, троллями и всякой другой нечистью? -
спросил Торбьорн, подбоченясь, как это делал Аслак в таких случаях.
— Мама, мама! Знаешь, что он говорит? Он говорит…
— Отстань от меня, слышишь! И не подходи, пока я тебя не позову!
И Сюннёве ничего не оставалось, как снова подойти к Торбьорну; при этом она засунула уголок платка в рот, крепко стиснула зубы и в сердцах дернула платок.
— А правда, что у вас там каждую ночь играет музыка, трубят трубы?
— Неправда!
— А ты никогда не видела там тролля?
— Не видела!
— Ей-богу?
— Фу, не говори так!
— Ерунда, это совсем не опасно! — успокоил ее Торбьорн и сплюнул сквозь зубы, чтобы показать, как далеко он умеет плевать.