Та заводская проходная… - страница 8
— О’кей! — сказал я почти весело. — Беру все на себя. Иду на риск. Если мне судьба сесть в тюрьму по такому глупому случаю, значит, так тому и быть. А вы тут сторона. Вы не в курсе. Договорились!
— Как же «не в курсе», все уже знают…
— Кто «все»? — удивился я. — Это Гелла «все»? Скажу ей, чтоб молчала.
— Там язык развяжут, — возразил мой всезнающий шеф. — Нет, звони в вытрезвитель. Иначе нельзя, звони в вытрезвитель.
— Что? — от возмущения у меня на секунду пресеклось дыхание. — Вы хотите, чтобы я сам, своими руками сдал рабочего человека, да еще солдата-дембиля, в ментовку?! Этому не бывать! Звоните сами, если греха не боитесь.
— Это твоя обязанность…
— Нет у меня такой обязанности! — я уже почти кричал. — А если и есть, я плевать на нее хотел! Можете завтра мои слова передать директору. Раз и навсегда отказываюсь сдавать людей в вытрезвитель!
Глаза Минория замутились остекленело.
— Ну, тебе с такими взглядами в охране не работать…
От важности произнесенных слов голос шефа зазвучал глухо, с угрожающими обертонами, как очень далекий раскат грома…
И тут меня затрясло от невольного смеха. Я вспомнил, что года полтора-два назад уже слышал от Минория эту фразу, слово в слово. Тогда, помнится, он распекал меня за пару обструганных досочек, которые вынес с завода через проходную мужичок с арматурного цеха.
— Начальство на машинах возит, — сказал я, — а я буду задерживать рабочего человека с досочкой для полки на кухне. У нас не частная лавочка, а акционерное предприятие. Все принадлежит всем… Пусть несут помаленьку, устраивают свой быт. Наша общая жизнь от этого краше делается.
Тут Минорий и сказал, что мои взгляды несовместимы с работой в охране. Точно теми же словами, что и сейчас. Вероятно, это была каноническая ментовская формулировка, крепко засевшая у него в мозгу.
Я не мог сдержать смеха (сейчас, не тогда).
— Ты чего? Чего скалишься? — оторопело спросил шеф.
— Мне с моими взглядами, вспомните-ка, говорили, не работать в охране уже два года. А я все работаю. И ничего страшного.
— Это потому, что я добрый, — зло отрезал шеф. — Другой бы…
— Согласен, — прервал я его. — Но только наполовину.
Минорий Степанович повернулся к выходу:
— Значит, не будешь звонить?
— Нет, не буду.
— Ну, гляди…
— Гляжу…
Дверь хлопнула, и в моей конторке разлилась блаженная тишина… Вскоре, однако, в одном из двух телефонов на столике у выхода зазвучали негромкие мелодические звоночки; ясно: Минорий по спаренному вызывает ментовскую вытрезвиловку. Что за беспокойный человек!.. Жаль солдатика, еще на ноги не встал и пить не научился. Могут под горячую руку и с завода турнуть. Кажется, кампания «борьбы с пьянством на рабочем месте» у нас еще не закончилась… В прошлую мою смену, часов в семь-восемь вечера, вваливается ко мне в конторку замдира г-н Сохатов под изрядным «градусом», по своему обыкновению: «Раздевалка закрыта?» — «Точно так». — «И никого там не осталось?» — «Само собой». — «Дай ключ!» — приказал Сохатов, и я понял, что влип. Вернее, говорю, есть там один человечек подшофейный, лыка не вяжет, не выгонять же его на улицу, отвел ему час, чтобы проспался и в себя пришел… Мое витийство не произвело никакого эффекта на Сохатова. Пошатываясь и едва не сверзившись с крыльца, он быстро в предвкушении добычи широко зашагал в сторону раздевалки… Замечательная по своей абсурдности картина, как на холсте Брейгеля: «Слепые ведут слепых», а у нас — пьяные искореняют пьянство… Сегодня утром я прочел на доске объявлений у проходной приказ об увольнении с завода того «человечка подшофейного» («хомо винус», по-латыни)…
Я сел за стол и придвинул к себе газету с очками… Снаружи, от прикрытых ворот, донеслась другая «музыка» — звон цепочки о металл. Не вставая со стула, я выглянул в застекленную дверь. Это был Сема Бесфамильный, шофер дира. Добрый знак: «королевская рать» закругляет выпивку и разъезжается по домам, вызвали водителя по пейджеру. Бедный мой Минорий хоть вздохнет свободно, да и сам тут же навострит лыжи, к моему великому облегчению…
Сема свернул было к моей конторке, но, поймав мой взгляд в дверном стекле, решил ограничиться языком жестов: вопросительно ткнул пальцем вперед, в сторону гаража. А я своим указательным пальцем помахал отрицающе, а затем поманил его к себе. Связь на уровне интердикции у меня с водилами была блестяще отлажена.