Табель первокурсницы - страница 29
Нас обогнал мужчина в зеленом пальто, словно извиняясь, обернулся и приложил пальцы к котелку. Я услышала далекий перезвон пузатого алого трамвая, отправляющегося от платформы по блестящим, расчищенным от снега рельсам. Двое мальчишек с хохотом привязали сзади санки и теперь катались, повизгивая от восторга.
Льеж очень разный, очень стремительный город. На его улицах соседствуют кареты и пышущие паром трамваи, возки с хворостом и кованые самоходные сани. Он пахнет углем, сдобой, иногда нечистотами, иногда цветами. Он состоит из широких проспектов и темных переулков, о которых ходит столько слухов. Кто-то слышал ругань, кто-то смех. Для нас Льеж начался с заботливо открытой двери лакированного экипажа и учтивого поклона кучера.
– Как же я рада, что ты со мной, – высказалась Гэли и затянула меня в теплое нутро кареты. – Быть здесь одной – совсем не то.
Город гудел от слухов, предположений, готовящихся праздников и трескучих морозов, которые каждый год сковывают улицы на Танец Дев, звенел от криков уличных зазывал и мелодичной переклички колокольчиков торговых лавок.
Гэли забраковала две из них, чтобы часа на четыре застрять в третьей и, забыв обо всем, перебирать ткани и рассматривать рисунки с моделями.
– Есть шелк из Лемузьена? Батист из Орингии? Сукно? Шерсть?
Высокая девушка в белом чепце разматывала рулон за рулоном. Помощница швеи кружила вокруг подруги с измерительной лентой.
– Кружева, леди Астер?
– Ленты, мисс Миэр?
Гэли хмурилась, касалась ткани и кивком давала согласие на тот или иной отрез.
– А вы знаете, что толстая Софи, дочь Киши – ювелира, излечилась от коросты? – спросила дородная швея, предлагая мне подняться на постамент. Ее черные вьющиеся волосы выбивались из-под кружевного чепца.
Посмотрев со значением, подруга закатила глаза и тут же нахмурилась, увидев на моей талии пояс с ингредиентами. Я молчаливо пожала плечами, это не запрещалось, просто считалось дурным тоном. Ну скажите, какая опасность может поджидать леди на безопасных улицах благопристойного Льежа?
– Точно-точно, – подтвердила высокая девушка, отложив очередной рулон. – Говорят, пятого дня пошла на рынок и того… – Она качнула головой.
– Чего «того»? – тонким голосом спросила молоденькая вышивальщица, совсем еще девочка с тонкими пальчиками.
– По голове шваркнули да серебряный медальон Дев срезали, – пояснила та, что занималась Гэли – зажимая в руках булавки, обворачивала вокруг подруги отрез зеленой ткани.
– Хорошо хоть не голову, – буркнула главная швея, жестом прося меня развернуться. – Хотя шею все-таки поранили.
– И что дальше? – почти шепотом спросила девочка.
– И ничего, – фыркнула высокая, отодвигая непригодившиеся ткани. – Когда очнулась в канаве возле селедочной лавки, ни одного следа коросты не осталось. Киши не сразу поверил, к целителям в Дом благоволения Дев дочь потащил.
– Все, леди Астер, юбка будет готова через три дня, платье через неделю, капор уже к вечеру можем прислать с нарочным.
– Будьте добры. – Я спустилась с возвышения.
В Кленовый Сад ветреная короста лет пять назад тоже заглядывала, мне тогда было тринадцать. Болезнь ушла спустя полгода, забрав жизни двух горничных, ключницы, старого конюха, младшей кухарки, двух десятков крестьян из деревни и еще одного человека…
Короста протекала без боли, без жара, слабости и ломоты в суставах. Она не укладывала человека в постель, она сразу укладывала его в гроб. Болезнь выбирала один орган и поражала его. Чаще всего сердце или легкие, реже желудок или печень. Больной орган обрастал чем-то, похожим на чешуйчатый панцирь. Короста заковывала плоть в броню, перекрывая ток крови и не давая мышцам сокращаться. Во всяком случае, так говорили целители. Девы запретили нам изменять людей, но, кажется, не видели ничего крамольного во вскрытии трупов.
Мы до сих пор не знали, происходило все постепенно или панцирь нарастал за день перед смертью. Потому что от появления первых симптомов до отбытия на тот свет могло пройти от недели до нескольких месяцев. Узнать коросту очень просто: на коже, в зависимости от того, какой орган поражен, проступал сероватый рисунок, очень напоминавший рыбью чешую. День за днем он становился все отчетливее, кожа все плотнее. Если поражено сердце – «расцветала» грудь, если легкие – спина, если желудок – живот…