Таблетки от непогоды - страница 13

— Люблю таких отчаянных и веселых, — сказала она Белому воробью, — а гнездышко у меня выстлано голубиными перышками.

Другие воробьи завидовали Белому и тоже прыгали и чирикали, но Воробьиха на них даже внимания не обращала.

— И почему я тебя раньше не встречала? Ты чей? — спрашивала Молоденькая воробьиха.

Белый воробей уже хотел признаться, что он Белый, как Воробьиха заметила его белые перышки.

— Какая наглость! И он еще посмел мне понравиться! — закричала она.

— Проучить! Проучить! — зачирикал Бесхвостый воробей. И воробьи бросились на Белого.

Спасся Белый воробей только в луже. В одно мгновенье все воробьи так перевалялись, что перестали узнавать своих. Зато Бесхвостому досталось на орехи. Ведь он даже в грязи оставался бесхвостым. После этого случая Белый воробей никогда не появлялся в воробьиной стае чистым и жил относительно спокойно.

Скоро он стал стреляным воробьем, которого на мякине не проведешь, но никак не мог понять: почему грязным воробьем быть лучше, чем чистым, и почему обязательно надо кого-то клевать?

Ранней весной проснулся Сурок, заглянул в кладовую и почесал затылок:

— М-да! А чего же я грызть буду? До нового урожая еще далеко, а у меня в кладовой хоть шаром покати.

Не любил Сурок думать, а пришлось. Пораскинул он мозгами и вспомнил о Хомячке. В трудную минуту Сурок всегда о нем вспоминал. С Мыши взять нечего. Крот — жмот: он скорее прозреет, чем зерно даст. А Хомячок добрый. Войдет в положение. И Сурок побежал к Хомячку.

Оказалось, что у Хомячка полная кладовая отборной пшеницы.

— Почему это у меня нет ничего, а у тебя полная кладовая? — спросил возмущенно Сурок.

— Поработал осенью — вот и полная, — ответил Хомячок.

— По-твоему, я не работал! — еще больше возмутился Сурок. — А не брал ли ты у меня осенью взаймы?

— Может, и брал, — отвечает Хомячок, — когда зиму проспишь, разве чего вспомнишь.

— А ты вспомни! Мне чужого не надо, но и своего я отдавать не намерен.

— Хоть убей, не помню, — сказал Хомячок.

— И стоило бы убить! Брать не забываешь, а как отдавать, так у него память отшибло. Говори: сколько брал?

— Не помню, — ответил Хомячок, — а если я тебе должен — бери долг.

— Да уж наверно, ты взял не мало. Мало никто не занимает. По себе знаю. Если уж не отдавать — так лучше как можно больше!

И стал Сурок перетаскивать зерно от Хомячка в свою норку. Отнес мешок, два, три, а Хомячок молчит.

«Не иначе как надуть меня хочет, — думает Сурок, — на совесть мою рассчитывает. Да не на того нарвался. Возьми я у него лишнее — поднял бы крик на весь свет».

Носит Сурок зерно, а Хомячок все молчит.

— Говори, сколько должен, гадкий зверек! — возмутился Сурок. — Я не позволю себя обманывать.

— Не помню, — отвечает Хомячок, — вспомнил только, что ты у меня осенью два мешка занимал.

— Если занимал, значит, отдал, — сказал Сурок.

— Может быть, — сказал Хомячок, — не помню.

— Все ты помнишь, разбойник! Но ты мне все до зернышка вернешь. Я отучу тебя честных сурков обманывать!

— Извини меня, Сурок, — говорит Хомячок, — в следующий раз записывать все буду.

— Прощаю, — отвечает Сурок. — Сам не без греха. И хорошо, что ты отпираться не стал. А то бы я всему лесу рассказал, какой ты гадкий зверек.

И Сурок ушел, унося с собой последний мешок с зерном.

В далекие времена все лесные дела были свалены в одну большую кучу на лесной поляне. Мокли они под дождем, сохли на солнце, мерзли на морозе — никому до них дела не было. Однажды только сломал себе Волк зубы на каком-то деле, и с тех пор поляну обегали за версту. Как говорится, от греха подальше.

— Мы не люди, чтобы делами заниматься, — говорили звери, — вот если б съедобное что в делах было, тогда другое дело.

Поляна по этой причине была самым спокойным местом в лесу, и Медведь решил устроить там свою берлогу.

Закопался он в самые мягкие и пушистые дела — и заснул. Увидала все это Сорока.

— Медведь-то в делах зарылся! — затрещала она на весь лес. — На делах спит, делами покрывается, может, еще и ест!

— Мы тоже не рыжие! — закричала Лиса. — Дела у нас общие, а Медведь один их захапал.