Таинственный герцог - страница 34

Во всяком случае, жизнь Эда легче устроить, ему требуется только обучение.

Облачившись в ночную сорочку, Белла с вожделением посмотрела на свою постель, но заставила себя сесть за письменный стол, чтобы, подчиняясь чувству долга, описать события этой ночи. К сожалению, скандал обернулся разочарованием и в любом случае не стал секретом. Весь маскарад сплетничал о лорде Грандистоне и его жене, потому что, как оказалось, секретом был сам их брак.

Она узнала — но только после его отъезда, — что празднество посетил король. Эти сведения Белла на всякий случай оставила при себе, потому что леди Фаулер считала короля образцом добродетели и своей надеждой на исправление нации.

Покусывая кончик пера, Белла задумалась о леди Фаулер. Белла чувствовала, что пришло время покинуть этот кружок, но куда ей деваться? Ее пугала мысль об одиночестве. И она не решалась бросить более слабых членов стаи на произвол переменчивого настроения леди Фаулер и радикальных взглядов сестер Драммонд.

Белла потерла виски, стараясь сосредоточиться на записке, но ни глаза, ни мысли ей не подчинялись. Мысли упорно возвращались к безнравственному пастуху коз, к освещенной светильниками террасе и к ошеломительным поцелуям…

Проведя по постели грелкой, Белла забралась в кровать, пока тепло не выветрилось. Великолепно. Свернувшись калачиком, она направила свои мысли в сторону от глупостей, вернее, повернула их по направлению к другого сорта безрассудству — к далеким воспоминаниям, ожившим в эту ночь.

Поместье Векстейбл неподалеку от Карскорта, ее последний костюмированный бал, совсем не многолюдный, все делают вид, что не узнают друг друга и играют свои роли, она выскальзывает с…

Ох, кто же это был? Том Фицменнерс или Клиффорд Спик? Пожалуй, Том. В общем, джентльмен был всего на несколько лет старше ее и очень нервничал, обнаружив, что оказался наедине с молодой девушкой, ожидавшей от него поцелуя. Он, несомненно, был очень смущен этим.

Белла усмехнулась своим воспоминаниям — какой же распутницей она была!

А еще в то время она обожала танцевать.

Они много танцевали — на вечеринках и приемах, а иногда просто так собирались то в одном доме, то в другом, раздвигали мебель, скатывали ковер, и кто-нибудь играл на клавесине или на спинете.

Четыре долгих года без танцев, без кокетничанья, без всяких поцелуев, но до этого вечера Белла и не подозревала, как сильно скучала по всему такому.

Она не хотела терять свою свободу в браке, но не могла отрицать, что ей нужен мужчина — молодой, красивый, искушенный в любовных делах.

Белла перевернулась и зарылась лицом в подушку, словно могла убить все подобные глупости, но ее мысли не задохнулись, а понеслись обратно через все мучительные воспоминания.

Его взгляд захватил в плен ее взгляд, точно так же, как та шелковая шаль поймала ее в ловушку и плотно притянула к стройному, упругому, горячему телу, отделенному от ее тела лишь скудной тонкой одеждой.

Его губы были горячими и властными — совсем непохожими на губы Тома Фицменнерса.

Но немного похожими на губы капитана Роуза.

Она забыла о том поцелуе. Тот тоже был украден, но больше никаких совпадений не было, так почему ей кажется, что в них есть что-то общее?

Возможно, из-за темной щетины. Пастух был небрит, потому что изображал крестьянина; капитан Роуз — потому что был капитаном. Не крестьянином, но и не того ранга, чтобы присутствовать на Олимпийской пирушке.

Белла взбила подушку. В жизни Беллоны Флинт нет места для беспутного легкомыслия, и лучше всего, чтобы это так и оставалось.

После затянувшегося вечера Белла встала позже обычного. Она снова перебирала в уме все происходившее на празднике, отчаянно отыскивая какую-либо пикантную новость для леди Фаулер и предчувствуя, что сестры Драммонд будут издеваться над ее неудачей.

Белла быстро надела одно из унылых, практичных платьев Беллоны, подавив тоскливое воспоминание о тонком платье и еще более неуместное воспоминание о том, как на нее в том наряде смотрели мужчины.

Горничной Китти не доставляло удовольствия стремление Беллы выглядеть старше и непривлекательнее, и она всегда отворачивалась, когда Белла накладывала на лицо крем, который придавал коже землистый оттенок, и другой, более темный, делавший ее глаза ввалившимися.