Так это было - страница 30

Гитлер поинтересовался, где Геринг.

— Он в тюрьме, — ответил генерал Фегелейн.

…Оторванный от событий, происходивших в Берлине, Геринг мог только строить зыбкие гипотезы и на их основе мечтать о встрече с Эйзенхауэром.

Но мечты неожиданно были прерваны.

Ночью в его спальню ворвалась группа эсэсовцев и объявила ему об аресте. Был арестован и генерал Коллер, уже приготовивший рейхсмаршалу самолет на Париж…

В эти последние дни Гитлер все еще продолжал снимать командующих армиями, корпусами, командиров дивизий, продолжал назначать новых малоизвестных, но «вселяющих надежду» военачальников. Так было и с Вейдлингом.

Впервые имя Вейдлинга было услышано в боях под Москвой, когда его танковая часть была разбита и, поджав хвост, отступала.

Затем в июле 1943 года он появился в дни битвы на Курской дуге с «тиграми» и «фердинандами» и сам видел, как они горели подобно огромным кострам.

Еще через год 9-я танковая армия Вейдлинга попала в бобруйский котел, затем весной сорок пятого его корпус прекратил существование в Восточной Пруссии и, наконец, вновь сформированный, потерпел поражение на Одере.

И если Гитлер выбрал Вейдлинга в качестве спасителя Берлина, то это не от хорошей жизни.

Всего мог ожидать этот немолодой генерал, уже не раз битый высшим начальством, только не того, о чем ему сообщил генерал Кребс.

— Вы произвели на фюрера благоприятное впечатление, — сказал Кребс, — и он назначает вас командующим обороной Берлина.

Вейдлинг ответил:

— Вы бы лучше приказали меня расстрелять, тогда меня миновала бы чаша сия.

Но ослушаться значило тут же быть расстрелянным. И генерал Вейдлинг, прежде чем дать согласие (которого, кстати, у него никто не спрашивал), обусловил свое назначение:

— Все приказы об обороне города впредь могут быть отданы только через меня, в противном случае я немедленно буду просить о моем освобождении.

В комнате совещаний тихо.

Дежурный офицер, которому нужно было готовить утреннюю сводку, досадовал, не имея никакой информации, кроме данных об отряде генерала Манке, расположенном на территории имперской канцелярии.

Офицер взял телефонную книгу Берлина и начал звонить знакомым.

— Скажите, сударыня, русские уже были у вас?

— Да, — робко отвечал женский голос.

— Давно ли и сколько человек вы видели?

В трубке слышалось дыхание, но женщина молчала.

— Это говорят из штаба обороны столицы.

— Полчаса назад здесь я видела двоих… Это танкисты с танков, которые стояли на перекрестке…

— А давно они прошли?

— Утром… Минут пятнадцать назад я видела из окна, как эти танки двинулись дальше.

— Спасибо!

Затем офицер звонил в другой район, в третий… Эти случайные разговоры были единственным источником, к тому же более правдивым, чем редкие официальные донесения войск или комендатур.

День заканчивался. В подземелье было по-прежнему тихо. Только в одной из комнат слышались голоса. Это спорили за бутылкой вина оруженосцы Гитлера. Собственно, спора никакого не было, а просто Бургдорф кричал на Бормана, а Кребс его успокаивал.

Раньше этого не могло быть. Никто не мог не только кричать, но и спорить с Мартином Борманом, тем более Бургдорф, хорошо знавший, как иной раз фюрер слепо слушался этого человека. А теперь Борман выслушивал генерала и только шумно возражал. Знамение времени!..

Впрочем, и то, что эти трое — «образцовые нацисты» много пили, высказывали вслух свои мысли, стало возможно тоже только в последние дни.