Так совершается подвиг - страница 24
Вот и сейчас руки Мирошниченко медленно, очень медленно тянутся к ватнику, расстегивают пуговицы. Достав тщательно обернутый в целлофан партийный билет, он с минуту рассматривает его и, глубоко вздохнув, подает комиссару.
— Ну вот, Иван Степанович, — говорит комиссар, — помни, хоть и нет у тебя с собой партийного билета, но остаешься ты коммунистом! Действуй так, чтобы оправдать доверие партии, командования… Идешь опять с Поляковым?
— С ним, — односложно отвечает Мирошниченко.
Комиссар одобрительно кивает головой, зная о давней дружбе и сработанности разведчиков. Затем командир и комиссар жмут Мирошниченко руку и желают удачи.
…Накануне выхода на задание целый день пролежали они с Поляковым на «ничейной» земле и только к вечеру выследили наконец автоматчика, выдвигавшегося на ночь вперед за свои траншеи. И вот сейчас, распластавшись на снегу и бережно прикрывая ладонью дуло автомата, чтобы не набился снег, Мирошниченко внимательно смотрел: не вспыхнет ли ракета со знакомого места? Вышел ли сегодня гитлеровец на свой пост? Но ничего не было видно. Тогда он подавал команду, и они, осторожно ступая, продвигались дальше, по берегу широкого, замерзшего ручья.
Шли долго. Нейтральная полоса — еще недавно труднопроходимое болото, скованное теперь морозом, — протянулась на восемьсот с лишним метров. Но вот справа по ходу ручья показался мелкий кустарник, а за ним и должен быть автоматчик, всего в сотне метров от своих основных траншей.
Мирошниченко с минуту стоял неподвижно, потом свернул вправо, и они, низко пригибаясь, пошли через кустарник. На опушке снова долго лежали прислушиваясь. Невидимый в густом ночном мраке окоп безмолвствовал. Пальцы на руках и ногах начинало пощипывать. Тогда Мирошниченко сказал:
— Там вин чи ни, а ты, Поляков, обходь справа, а я навпрямки. И як пидийдешь, хватай и гукай до мене.
Разведчики разделились и поползли вперед. Мирошниченко наблюдал некоторое время за Поляковым, проверяя направление, в котором тот двигался. Но вскоре ночная темень поглотила Полякова. Сержант полз, затаив дыхание, не отрывая глаз от окопа, уже смутно, еле заметным бугорком вырисовывавшегося впереди. В голове его стучало, нервы, не выдерживавшие тишины, напряглись до предела.
Вдруг где-то справа едва слышно треснула надломившаяся ветка. Из окопа, который был теперь совсем близко, бухнул выстрел. Высоко вверх взвилась ракета и, оставляя за собой быстро гаснущий след, разорвалась, ярко, до боли в глазах, осветив все вокруг. Сержант ткнулся головой прямо перед собой и, не замечая, как мокнет и стынет от тающего снега лицо, замер. Потухающая ракета, бессильно брызгая мелкими искорками, упала рядом и, зашипев, погасла.
«Невже обнаружив?» — с горечью и страхом подумал Мирошниченко, и, будто в подтверждение его мыслей, из окопа полоснул, захлебываясь длинной очередью, автомат; пули почти над головой с присвистом и сухим пощелкиванием стали сшибать промерзшие ветки кустарника.
— Обнаружив! Все пропало! — решил Мирошниченко, упирая в плечо приклад автомата, готовясь открыть ответный огонь. Но стрельба оборвалась так же внезапно, как и началась. Из окопа донесся ошалелый крик насмерть перепуганного автоматчика, короткое, с сердцем, русское ругательство, глухой удар по чему-то мягкому, одновременно с кряканьем, и… снова все смолкло.
Сержант вскочил и бросился вперед, к окопу, из которого выбирался Поляков, тяжело волоча за собой оглушенного прикладом дюжего ефрейтора.
— Иван Степанович, есть! — возбужденно с придыханием проговорил он и, отдуваясь, добавил: — Ну и тяжел же, черт!
Шума опасаться теперь было нечего, С вражеской стороны часто забил миномет. То и дело чертили небо ракеты. Дробно, точно град по железной крыше, заколотил крупнокалиберный пулемет.
Мирошниченко и Поляков шли быстро, почти бежали, насколько это позволял глубокий, почти по колено снег и пленный, которого тащил Поляков. И вот, когда они уже выходили из кустарника, раздался негромкий, словно из-под земли, взрыв.
— Мина! — определил Поляков по знакомому глухому звуку и остановился, испуганно глядя, как Мирошниченко медленно и грузно падает на снег. Бросив все еще не пришедшего в себя фашиста, Поляков подбежал к сержанту, лег рядом.