Такая долгая жизнь. Записки скульптора - страница 13

Однажды в маленьком зале Союза художников СССР в Москве проходила какая-то конференция. Председательствовал Иогансон. Рядом сидел нелюбимый художниками, но зато любимый правительством грузный Александр Герасимов, человек умный, хитрый и не лишенный чувства юмора.

– Слово имеет критик Членов, – сказал Иогансон, предоставляя слово известному в Москве искусствоведу.

– Критик чего? – ехидно спросил Герасимов.

– Критик Членов, – повторил Иогансон.

– Этого нам еще не хватало! – пробурчал Герасимов.

В те годы первым секретарем обкома партии был Фрол Козлов. Когда остроумнейшему человеку и писателю Хазину как-то представили молодого писателя Вильяма Козлова, Хазин сказал: «Для меня Вильям Козлов звучит так же, как Фрол Шекспир».

Водопроводчик Виктор Рего – сантехник нашего дома. В те годы он назывался менее звучным, но более понятным словом «водопроводчик». Высокий, аккуратный, симпатичный эстонец. Совсем не похожий на вечно замызганных, с разводным ключом в руке, современных сантехников. При знакомстве он показал мне несколько потрепанных книжечек об окончании различных учебных заведений: автошколы, зубопротезного техникума, курсов мастеров газовых котельных, института марксизма-ленинизма и каких-то еще. За все годы, что он работал в нашем доме, я ни разу не видел его пьяным. Через день после нашего знакомства он зашел ко мне вечером и, зная, что у меня во дворе стоит раздолбанная «Волга», спросил:

– Колеса нужны? Есть два хороших колеса.

Это сейчас колеса продаются повсюду. Любые – гудиеровские, нокиевские, да и наши – и сравнительно дешевые, и дорогие. А в те годы достать пару колес было неслыханной удачей. Участников войны записывали в специальную очередь, и через два-три года счастливчики с блаженными улыбками волокли на себе эти колеса из специального магазина для ветеранов на Школьной улице.

– Конечно, нужны, – обрадовался я.

– Вечером принесу.

Мы договорились о цене. Вечером Виктор затащил ко мне в квартиру два густо пахнущих резиной колеса. Оглядевшись, он сказал, что колеса лучше хранить почему-то под диваном.

– Хорошо бы снег пошел, – сказал мечтательно Виктор, уходя.

– Чего это он про снег? – спросила встревоженно Вика.

– Не знаю.

– Может, он хочет, чтобы замело следы?

Мы вытащили колеса из-под дивана. На них отчетливо белой краской по радиусу была выведена фамилия хозяина: «Ковалев». Это был автовладелец, живший в соседнем доме.

Снег не пошел, и мы всю ночь ожидали, что нагрянет милиция. Утром наш сын Саша, которому было тогда пять лет, выполз из своей комнаты, потянул воздух носом и сказал:

– Что-то здорово резиной пахнет. – И сразу же полез под диван.

В этот же день Виктор вернул деньги, уволок колеса к себе в подвал, в мастерскую. Через пару дней, как всегда подтянутый, встретил меня во дворе.

– Все в порядке, продал колеса хозяину. Сказал, что нашел спрятанными за сараем. Правда, пришлось уступить по дешевке.

Мы уже год жили в новых квартирах, а корпус мастерских все еще достраивался. В первом этаже должны были разместиться шестнадцать скульпторов, в том числе Литовченко, Аникушин, Стамов, Игнатьев, Вайнман, Тимченко, Холина, Татарович и др. Основной материал для работы скульпторов, естественно, глина. Глина должна быть всегда в рабочем состоянии – мягкой, влажной. Для этого ее надо держать в какой-нибудь большой емкости, постоянно покрывать тряпками и полиэтиленом или клеенками. Обычно мы использовали для этой цели старые чугунные ванны.

Это были годы, когда Песочная набережная активно застраивалась. Начали строить Дворец молодежи, поэтому снесли прелестную загородную усадьбу архитектора Ильина с золотыми перилами, выселили из деревянного домика хозяина с козой и курами, вырубили яблоневый сад. Начали реконструкцию набережной, покрывая проезжую часть асфальтом и сооружая гранитные спуски к воде. В общем, превратили уютную деревенскую окраину в казенный безликий городской район. Где-то неподалеку начали строить большой жилой дом.

В это же время начали готовить площади для строительства аэропорта Пулково – как раз на том месте, где находился старый карь ер и откуда все поколения петербургских скульпторов вывозили лучшую для моделирования глину. Надо было, пока не поздно, пока не началось строительство аэропорта, запастись «пулковской» глиной. Беда была в том, что мастерские были уже готовы, а складировать запасы глины было некуда.