Такая женщина - страница 6

стр.

Они боролись в прихожей, отталкивая друг друга; она молча хваталась за замок, а он с силой отдирал ее руку и громко дышал.

— Пальцы! — Кира дула на пальцы и трясла рукой. — Завтра у меня концерт, я же не смогу играть, пусти… Ты делаешь мне больно!

— А ты мне? — спросил Санек и вдруг залился слезами. Он стоял и горько плакал, как плачут дети — самозабвенно, с полной самоотдачей: обильные слезы скатывались по щекам и, скапливаясь в глубокой ямочке на подбородке, падали оттуда ему на грудь. Он не вытирал их. Тогда Кира сказала, как дают пощечину, чтобы привести человека в чувство:

— Прекрати истерику, слышишь? Я все равно уйду, потому что люблю его. А тебя — нет. И никогда не любила, слышишь?

Годы спустя, вспоминая этот разговор, она не могла себе простить именно этого: «…и никогда не любила», хотя это была чистая правда… Но слова подействовали: Санек сам открыл дверь и выпустил ее на лестничную площадку. И она помчалась по лестнице вниз и потом на улицу, где у подъезда ее ждал Вадим. И ни разу не оглянулась.

Не зажигая света, Кира протянула руку к тумбочке и взяла сигарету. Как бы сложилась ее жизнь, если бы она тогда «подумала хорошенько» и осталась? Может быть, сейчас у нее были бы дом, достаток и преданный муж… Лежала бы с Саньком в одной постели, и он бы уютно «похрюкивал» под боком. Чушь и ерунда! Да разве она могла тогда «хорошенько подумать»? Она кубарем скатилась с чемоданом по лестнице вниз — навстречу ожидавшему ее Вадиму.

Целый год она ни о чем не догадывалась и безмятежно сияла от счастья.

— Сияешь, как красно солнышко, — говорила ей подруга Вера. — В крайнем случае, как лампочка Ильича.

— За что ты его так не любишь? — обижалась Кира. — За Санька?

— Вадим за Санька не ответчик, это уж твой грех.

— Да, я грешная женщина, — легко соглашалась Кира. — Помнишь, у Северянина — «В грехе — забвенье!» Кто из нас без греха…

— Санек, — гнула свою линию подруга.

— Ну, хорошо, — соглашалась Кира. — А Вадим-то в чем перед тобой провинился?

— Нарцисс Нарциссович Нарциссов, — цедила Вера.

Что было, то было: она и сама удивилась, заметив, что он проводит по утрам в ванной комнате битый час и постоянно смотрится в зеркало или в любую другую блестящую поверхность, например в никелированный чайник; кстати, у матери была та же манера…

Вера с первого дня невзлюбила Вадима, зато мать буквально смотрела ему в рот. Они с Кирой даже сблизились на почве этой беззаветной любви — настолько, что та как-то не удержалась и пожаловалась матери на подругу.

— Скажите пожалуйста, — изумилась мать. — Не может простить тебе Санька… Да она элементарно завидует, твоя Вера, — и весь тут сказ!

Через полгода Кира получила развод, и они поженились. Надо думать, она сделала «блестящую партию», став женой знаменитого поэта-текстовика, во всяком случае, на их свадьбе собрались все «небожители» эстрады; приехала, правда с опозданием, и сама «звезда»… Помолодевшая мать в длинном черном платье с глубоким вырезом тряхнула стариной и, почти не фальшивя, спела под аккомпанемент дочери свою «коронку», арию Сильвы. Утром, когда гости разошлись, она растроганно поцеловала Киру в щеку и призналась:

— Не знаю, как ты, а я счастлива! Вот это я называю — жизнь, наконец-то я снова в своем кругу…

Это мать вспомнила довоенные времена, когда была если не лучшей, то во всяком случае самой эффектной исполнительницей Сильвы в одноименной оперетте Кальмана в Театре музыкальной комедии. Это была кульминация, пик ее недолгой карьеры: после войны, вернувшись из эвакуации, мать покинула театр (по ее версии — пожертвовала сценой ради семьи; на самом же деле у нее было что-то со связками, какое-то осложнение после недолеченного гриппа, и она попросту потеряла голос).

Единственным облачком на лазурном небосклоне Кириной жизни были частые отъезды Вадима.

— Ты же только что ездил! — отговаривала она мужа. — Подумаешь «гала-концерт»: ни одной звезды!

— Не имеет значения, — объяснял Вадим. — Как ты не понимаешь — это необходимая часть моей работы: я должен постоянно держать руку на пульсе.

Покорно вздохнув, она собирала чемодан, и он отбывал. Начинались телефонные звонки, зачастую ночью, так как он никогда не давал себе труда сделать поправку на местное время. Кира не сердилась: в те времена ей ничего не стоило проснуться среди ночи от резкого телефонного звонка и потом мгновенно, едва коснувшись подушки, опять заснуть до утра. Иногда, «закрывшись» на графике, она ездила вместе с ним.