Талифа-куми - страница 11

И она действительно выкладывает мне на стол старенькую фотографию, сделанную на «полароиде». На фото молодая девчонка, одетая и причесанная почти так же, как и погибшая девушка.

— Это кто? — спрашиваю.

— Это я, — говорит Таня. — В тысяча девятьсот девяносто третьем году.

— Красивая! — причмокнул я.

— Я и сейчас не хуже. Дело не в этом. Никого не напоминаю?

— Напоминаешь. Эту самую, которую нашли. Очень похожи. И что?

— А то, Сергей, — говорит Земцова, — что вот так одевались, причесывались и красились только в первой половине девяностых. С тех пор никто и никогда. Сейчас в магазинах и одежды-то такой нет.

— Новое, — говорю, — всегда хорошо забытое...

Таня меня перебивает:

— Да ты по сторонам-то посмотри! Много ты видел, чтобы так одеты и так ярко накрашены были? Лосины сейчас хоть кто-нибудь носит? Сережа, никакое это не новое. Это единственное.

— Интересно, — говорю. — Интересно, черт возьми! Завтра же проверим, не приезжали ли в наши края какие-нибудь реконструкторы. Кто его знает, вдруг да сработает. Все равно больше и отрабатывать-то по ней нечего.

— А я тебе сейчас еще кое-что подкину, не переживай. — Татьяна достает из сумочки пластиковый пакет, а в нем те самые три пятитысячные купюры, которые мы с тела сняли.

— А с ними что не так? — спрашиваю. — Неужели фальшивые?

— Почти настоящие.

— Что значит «почти настоящие»? — опешил я. — Ты, вообще-то, про деньги говоришь. Они или полностью настоящие, или полностью фальшивые.

— Понимаешь, — говорит Таня, — получается какая-то чертовщина. Все восемь степеней защиты на купюрах в наличии. Все проверки: визуальная, оптическими датчиками, ультрафиолетовыми и инфракрасными датчиками, даже датчиками магнитного поля — показали безусловную подлинность купюр. Я взяла образцы краски и бумаги. Связалась с Гознаком. Оттуда подтвердили, что и краска, и бумага подлинные.

— Стоп! — говорю. — Чего-то я не понял. А ты зачем столько возилась с ними, раз все приборы показали подлинность? Зачем тут еще Гознак? Тебя что-то смутило?

— Посмотри. — И Таня развернула купюры веером передо мной.

Я посмотрел.

На всех трех купюрах были одинаковые номера.

Помню, какое-то время я молча и немного ошалело смотрел на эти купюры. Потом взял их у Тани, потер пальцами, помотал в руке, на плотность и звучность шелеста купюрного проверяя. Кажется, даже понюхал слегка.

— Ты, Журавленко, на зуб, на зуб не забудь попробовать! — криво усмехается Татьяна.

Только тут до меня доходит: я же вот этими потряхиваниями да понюхиваниями под сомнение выводы Татьяны ставлю.

«Тоже мне, — думаю о себе, — эксперт сраный тут нашелся!»

Поднимаю глаза — и то же самое читаю на лице у Татьяны, после чего прихожу в себя окончательно.

Купюры я Тане вернул и спрашиваю:

— Ты с подобным раньше сталкивалась?

Татьяна головой резко мотнула:

— Нет. Ни сама не сталкивалась, ни даже не слышала и нигде не читала про фальшивки такого абсолютного качества.

— А скажи... — говорю. — Как мне кажется, вот это все дома на кухне или, допустим, в гараже невозможно сделать. Я прав?

— Ты что, Сергей? — горячо отвечает Таня. — Даже краску такую ты кустарным способом никогда не сделаешь. Требуется выдерживать температурный режим таких диапазонов, которые сами по себе любую кустарщину исключают. А про все остальные степени защиты уж вообще молчу!

— Но они же тут все в наличии. Получается, это все на Гознаке и делают, что ли?

— Это с их-то системой контроля? Исключено, Сергей. Даже не думай в эту сторону.

— В любой системе контроля, — говорю, — хоть маленькие, но щели есть. И если их знать...

— Если на Гознаке работаешь, — перебивает меня Татьяна, — так в первую голову ты систему номеров на купюрах знать будешь. И тогда, если уж контроль обдуришь, то не фальшивые, а самые настоящие деньги сделаешь.

— Черт возьми, действительно, — говорю. — Но как вот можно, Тань? Создать производство фальшивок такого качества — тут ведь одного гравера еще пойди поищи — и лохануться на номерах? Неужели трудно было догадаться, что они разные должны быть?

— Думала над этим, — снова закуривает Татьяна.

— И что придумала?

— Никаких разумных версий в голову не приходит. Только дурацкие.