Талисман Шлимана - страница 15

Зло и разрушенье охватили мир. Зло – от людских сердец, разрушенье – это плачут боги. Горы колебались. Дрожала земля. Конец.

Это нельзя пережить.

Это нельзя понять.

Она часто приходила к древней гробнице и, прижав руки к камням, подолгу стояла. Душа ее каменела.

Как пережить то, что увидела она, вернувшись из Египта?.. Люди рассказывали и о новых страшных слухах, будто и Египет скоро ждет гибель, а те, кто успел уплыть с острова Фера, вряд ли спаслись. Феру все любили, там жили веселые искусные мастера. Зловещим было зрелище, когда он погрузился в волны.

Прошло много времени с той поры, как она вернулась на Крит. Долгие месяцы. Люди не знали, ради чего жить.

Знакомые горы таинственны.

Вдали шумит море.

Когда прошел тот ужас, меня начало мучить одно. Я попытаюсь рассказать о том, как учил меня жрец.

Вспомнив все, что увидела здесь на Крите – изуродованную землетрясением землю, разрушенные чудные города, где теперь пировали чужеземные воины, – она замерла. И стояла долго, неподвижно.

И вдруг упала на колени.

Она поняла, почему жрецы не давали ей посвящения ни в храме Изиды, ни в храме Великой Богини.

И сокровенным было то, что ей открывалось.

В какой-то момент, пройдя через ад, на грани безумья и горя, человек находит тишину.

Упасть на колени и почувствовать животворящую нежность травы, шелест листьев над головой.

Тишина наполнила весь мир, мягкая и хрупкая на ощупь.

И красота была неистребима. В ней бог раскрывался до того, как родился на земле.

На грани безумия и боли ты поймешь, где красота становится бессмертием.

Она встала и пошла по камням. Их было много – острых, разбросанных повсюду, похожих на страшные развалины колонн в Фестосе.

Так вот зачем она вернулась из Египта. «Что тебе еще осталось? Только дочь твоя и пепел».

«Что тебе еще осталось»…

Старый жрец приютил девочку в горах. В том святилище, о котором эти новые воины еще не знали.

Вот что ее так звало сюда.

В один злосчастный день и роковую ночь погиб наш мир.

«Что тебе еще осталось? Только дочь твоя и пепел». Она шла по мертвой земле, где раньше цвели сады, к Кноссу. Там стоял полуразрушенный, поруганный дворец, и в оскверненных святилищах чужие воины насиловали жен и дев.

Она остановилась у Дороги Процессий, поднялась на первую ступень и смотрела на святую гору Гюхта. За что земля дрожала от боли?

Старый жрец незаметно подошел к ней и встал рядом. Его гордый взор был тих. И она сказала:

– Наша песня была о жизни. Здесь рождалась радость. В Египте не так. Мы не были готовы к смерти… Неужели они о нас не вспомнят?

– Кто «они»?

– Те, кто будет после.

Глеб уехал в маленький город Градонеж, а я решил дописывать статью, давно обещанную для сборника. Я сидел за городом и смотрел на нашу уютную речку, золотистую кору сосны, и мне вспомнилось: «О, пена морская, святая пена морская…» Здесь у нас все по-другому, даже жара в Подмосковье селит в душе томление. Откуда-то из лесу доносятся песни и смех – наверное, туристы. Слабый ветерок принес дым костра. Мне хорошо в этом месте. Им в XII веке оно тоже нравилось, раз они построили тут деревню и пристань. Как все-таки наша жизнь отличается от жизни людей древности. Им бы многое сейчас показалось либо чудом, либо бредом. Вот я вчера еще смотрел на море, был на Крите, а сегодня уже здесь. Такие путешествия они представляли себе возможными разве что верхом на бесе, как в одной древнерусской повести. А как же иначе летать по небу? Облако отражается в реке. А вот небо… Много сотен лет назад, наверное, было такое же небо. Интересно, люди, которые смотрели на него, были такими же, как мы, или другими?.. Странные мысли приходят ко мне, когда пишу эту статью, и как-то некстати. Хотя, может быть, наоборот? Наверное, мне просто трудно переключиться с поездки на Крит и минойской древности на средневековые тексты. Меня волнует загадка этой культуры, исчезнувшей и вновь открытой только в XX веке.

Эта красивая цивилизация была внезапно разрушена в XV веке до нашей эры, скорее всего, землетрясением на острове Санторин (бывшей Фере)