Там, где шумят михайловские рощи - страница 20
Отведать напиток пригласили других лицеистов.
Всё удалось на славу. Но вдруг в разгар веселья явился дежурный гувернёр. Начались расспросы. Зачинщики признались. Доложили директору и самому министру просвещения. Начальство вынесло решение: Фому уволить, а трём провинившимся в течение двух недель выстаивать на коленях вечернюю молитву. По этому поводу неугомонный Пушкин сказал экспромт:
Предполагалось, что экспромт говорится от имени Малиновского, так как, по словам Пущина, «его фамилии не вломаешь в стих. Барон — для рифмы, означает Дельвига».
Сидя перед камином в деревенском кабинете поэта, бывшие лицеисты вспоминали беспечные дни юности…
Но Пушкину было мало воспоминаний. Он хотел знать, где теперь остальные товарищи. Он заставил Пущина рассказать обо всех. Кюхля и Дельвиг — один в Москве, другой в Петербурге; оба литераторы, пишут, издают альманахи. Матюшкин недавно возвратился в Петербург из четырёхлетней экспедиции к берегам Камчатки и снова собирается в кругосветное плавание. Яковлев — по-прежнему служит в Петербурге. Вальховский, Малиновский, Данзас — офицеры, Горчаков — в Лондоне, первый секретарь русского посольства.
А сам Пущин? Как случилось, что из гвардейского офицера превратился он в судью?
Пущин невольно улыбнулся. Сколько уже раз отвечал он на подобные вопросы. Первое объяснение выдержал с родными. Они были в ужасе. Сёстры на коленях умоляли не позорить семью, не губить карьеру. В свете изумлялись: внук адмирала, сын генерала, воспитанник императорского Лицея вдруг вышел из гвардии и стал каким-то судьёй! Взбунтовавшиеся мужики, поджигатели, убийцы, воры — малоподходящее общество для родовитого дворянина…
Вскоре по приезде Пущина в Москву произошёл такой случай.
Пущин танцевал на балу с дочерью генерал-губернатора. Один из московских «тузов», князь Юсупов, знавший всех наперечёт, спросил:
— Кто этот молодой человек?
— Надворный судья Иван Пущин.
— Как! — воскликнул Юсупов. — Надворный судья танцует с дочерью генерал-губернатора? Это вещь небывалая. Тут кроется что-нибудь необыкновенное.
Князь не ошибся. Иван Пущин действительно принадлежал к числу тех необыкновенных людей, которых вскоре назвали декабристами.
Декабристы знали: в судах повсюду лихоимство, подкупы, взятки.
Простому человеку там не найти справедливости. И шли служить туда, чтобы помочь народу.
Хотя рассказ Пущина о себе был сдержан и краток, Пушкин понял всё. Он гордился другом.
Незаметно заговорили о тайном обществе. И тут впервые Пушкин точно узнал, что тайное общество существует.
Пущин сказал:
— Не я один поступил в это новое служение отечеству.
Поэт вскочил со стула. Тайное общество существует!.. Значит, сходки в Петербурге у Муравьёва и Долгорукова, таинственные съезды на Украине в Каменке у Давыдовых, непонятный арест майора Владимира Федосеевича Раевского — всё это звенья одной цепи?..
Пущин молчал… Пушкин не стал расспрашивать, крепко, без слов обнял друга.
Кроме писем и приветов, Пущин привёз новинку — запрещённую комедию Грибоедова «Горе от ума». Пушкину не терпелось прочитать её вслух. Пообедали и начали. Но читал поэт недолго.
Кто-то подъехал к крыльцу. Пушкин глянул в окно, смутился, торопливо раскрыл лежащие на столе Четьи-Минеи — «Жития святых».
«Что случилось?» — хотел спросить Пущин, но не успел.
В комнату вошел плотный рыжеватый монах невысокого роста. Это был настоятель Святогорского монастыря игумен Иона. Ему уже донесли, что в Михайловском гость.
— Узнавши вашу фамилию, — сказал он Пущину, — ожидал я найти знакомого мне генерала Павла Сергеевича Пущина, уроженца великолуцкого, ан ошибся.
Монах явно хитрил. Поразведав всё о госте, выпив всласть чаю с ромом, он, наконец, распрощался.
— Это я накликал, — огорчённо сказал Пущин.
— Перестань, любезный друг. Он бывает у меня, я поручен его наблюдению. Что говорить об этом вздоре!
Монах ушёл, и чтение возобновилось. Когда кончили «Горе от ума», Пушкин раскрыл свою чёрную тетрадь со стихами.
Время шло за полночь. Близилась разлука. Подали закусить. Из последней бутылки шампанского вылетела пробка.