Там, где течет Иравади - страница 19

Джип петлял по склонам, нырял по ухабам, скрипел и стонал, словно утлый челн под ударами волн, и нам казалось, что он вот-вот развалится или вытряхнет душу из тела и похоронит оное под толстым слоем пыли, взбиваемой колесами машины. Мы сидели, плотно сжав губы, мелкая пыль покрыла не только нашу одежду, но и забила все внутренности. Мы старались не вывалиться из джипа и не думать о той минуте, когда машина не выдержит, остановится.

Но верный джип не подвел. Под вечер дорога, если ее можно так назвать, вывела на берег горной речушки, а затем и к цели нашей поездки. Темнота буквально настигала нас по пятам, когда мы въезжали в бамбуковый городок паломников. Спали мы в ту ночь как убитые.

Рассвет еще не наступил, а вдоль рядов бамбуковых хижин тенями заскользили женщины с обеденными судками в руках, направляясь к пагоде. Было еще темно, и зажглись электрические лампочки. Такой элемент цивилизации в этой глуши выглядел несколько странно. Но нам объяснили, что здесь для комфорта паломников и подсвечивания пагод установлена небольшая дизельная электростанция. Она работала лишь январь и февраль — период паломничества, а остальное время бездействовала.

По преданиям, в этих местах жил некоторое время Гаутама Будда, которому поклоняются все буддисты. Он якобы оставил два отпечатка левой ноги: один — на горе, другой — у ее подножия. Эти отпечатки и являются предметом поклонения, рядом с ними выстроены пагоды.

Чтобы добраться до верхней пагоды, нужно преодолеть две тысячи крутых каменных ступеней. Мы видели, что у многих пожилых паломников на это восхождение уходил почти целый день. Но и нам пришлось несладко. Ко второй площадке мы подошли уже очень уставшие. А таких площадок впереди было еще восемь. Передохнули, а дальше уже несколько умерили свою прыть, приноравливаясь к темпу паломников, подымавшихся вместе с нами. Мы уже не раз попадали в трудное положение со своей привычкой к темпам наших северных широт. Влажная тропическая жара глушила, замедляла движение. Первым начинало сдавать сердце, а от него слабость охватывала руки и ноги, усиливалась жажда. Мы медленно, упорно лезли вверх. В висках стучало, во рту пересохло, ноги дрожали. Все же мы обогнали многих и оказались наконец на самой вершине.

Здесь была разбита площадка, выложенная мраморными плитами. Народу собралось еще мало, и мы не спеша обошли площадку. Сбоку высилась пагода, внутри которой за решеткой находилась пятиметровая, сверкающая золотом статуя сидящего Будды. Перед пагодой покоился след огромной ступни, длиной метра три, окруженный железной решеткой. Два бирманца выкладывали след тонкими золотыми пластинками. На решетке висели пряди черных и седых волос, цветные ленточки, горели свечи, рядом стояли цветы, были рассыпаны кучки риса, бананов, кокосовых орехов. Плоды продавались здесь же. Внизу, у подножия горы, находилась другая пагода, где был второй след громадной опять-таки левой ступни, выложенный золотыми пластинками.

Из Магуэ наш путь лежал дальше на юг. Мы сели на самолет и, сделав в Рангуне короткую остановку, взяли курс на Моулмейн. Ранним утром пролетели вдоль морского побережья. Было время отлива: внизу перед разорванным фронтом буйной тропической растительности обнажилась широкая полоса желто-бурой грязи. Вскоре показался Моулмейн — живописнейший город страны. Я невольно вспомнил наши причерноморские города Батуми и Одессу — Моулмейн сильно походил на них. Бездонное синее небо и яркое солнце над головой, а из темно-изумрудных волн вырастают аккуратные белые домики, которые словно плывут под надутыми парусами-листьями кокосовых пальм и бананов, выстроившихся на набережной.

Моулмейн расположен на Салуине — второй крупной реке Бирмы, у впадения ее в залив Мартабан. Его удобным местоположением воспользовались в свое время португальские колонизаторы. В 1827 году Моулмейн попал в руки англичан, которые учредили там первые на территории Бирмы колониальные органы власти. Во время второй мировой войны он стал первой жертвой японских агрессоров. А теперь здесь выстраиваются пароходы, пришедшие со всех концов земли за бирманским рисом и тиком. Моулмейн — типичный южный морской порт, яркий, шумный, с разноликим людом. В последнее время по грузообороту его перегнал Бассейн, так как наносы Салуина образовали в гавани отмели, препятствующие заходу в него крупных судов.