Там, за облаками… - страница 16

Потолковали они и о предстоящем полете — Вера Ивановна всегда была в курсе его даже сугубо практических дел, — и об экипаже. И хотя она всех его нынешних «ребят» знала, Гордеев нашел в собственном рассказе о них и свое удовольствие: рассказывая, он должен был давать своему экипажу оценки, и теперь, как бы со стороны вглядываясь в них, он рад был тому, что они не вносили серьезных поправок в то впечатление, которое уже успело сложиться. Вера Ивановна с видимым удовольствием, оттого, что доволен был он сам, слушала о том, что с механиком своим Дед так сработался, что иной раз и не знает, он ли отдал команду механику, или тот сам понял необходимость того или иного действия в ту же секунду, когда ее понял сам Дед; что хорошо ему и с радистом. Штурман у них тихий, как девушка, а смотришь его расчеты, даже выполненные моментально, по требованиям ситуации, и кажется, что он все заранее предвидел и просчитал. И второй пилот хоть в экипаже недавно, а парень с заинтересованностью и с чутьем; в иную минуту, правда, азарта в нем сказывается больше, чем нужно, ну, так это понятно: только сейчас входит в полную силу. Чутье есть, значит, все прочее — дело наживное. Опыта наберется. Опыта всю жизнь набираются, это не формулу выучить — раз и готово…

Они и помолчали минуту «на дорожку», что, следуя давней семейной традиции, тоже делали всегда; каждый молча вгляделся в тот отрезок времени, который ему предстояло прожить без другого. Вера Ивановна проводила Гордеева до порога. Дальше провожать себя он не разрешал — и здесь, у порога, сказала ему то, что говорила ему в такие минуты всегда. Но это были уже и как бы совсем другие слова, потому что новым смыслом наполняло их каждый раз уходящее время. Это ведь так: чем дольше идут люди вместе сквозь годы, тем нежнее и крепче делается соединяющая их тайная общность, тем большим смыслом полнится каждый раз любое ее выражение, даже обыкновенное напутствие на дорогу — чтоб берегся, чтоб не выходил неодетым на сквозняки, сырой воды бы не пил да возвращался скорее…

Гордеев представил, чего ей будет стоить это снова начинающееся — или продолжающееся в бесконечности? — ожидание, как станет она считать часы, а когда ей покажется, что самолет опаздывает, начнет звонить в эскадрилью старому другу Кадыру, с которым они летали еще в войну, Гордеев представил себе все это, и ему захотелось сказать жене какие-то хорошие и единственные слова, и они вот уж как будто совсем подступили к горлу, но снова не дались, песком ускользнули меж пальцев, никогда не давались ему слова. И он пережил что-то похожее на отчаяние и растерянность от сознания этой своей беспомощности; мучаясь этим и не зная, как быть, он пробормотал в ответ, что конечно же станет беречься и не побежит нараспашку на ветер, не мальчик, вот они тут пусть лучше глядят за внуком, да и молодой хозяйке не мешало бы сказать, что жить на сухомятке не дело. Холодильник-то у нее набит, но продукты все легкие, для бутербродов, ну тут уж ей, Вере Ивановне, карты в руки, кухня — женское дело, свой разговор…

Спустившись во двор, к «Москвичу», Гордеев, прежде чем выехать, снова дотошно его осмотрел и выслушал, гоняя двигатель на разных оборотах; «Москвич» работал бесшумно, как хорошие часы, и осматривал он машину сейчас больше в силу привычки, чем по необходимости. Пока возился у машины, с неторопливым удовольствием перебирая инструмент и с наслаждением ощущая в ладонях его послушную тяжесть, думал, что нынешние летчики, даже и лучшие, все-таки уступают, пожалуй, летчикам старым. Старики были в одинаковой степени и летчиками, и механиками, знали машины до винтика, на ощупь. Впрочем, что же равнять, размышлял он. Тогда ведь и аэродромным службам далеко было до нынешних, и теперь в почете узкая, так сказать, специализация, и это, наверное, правильно, а все-таки «чувство машины» у теперешних, даже и лучших, не то…

Потом он ехал, держа, как положено, рядность и интервалы, и паузы у светофоров, и, чем ближе было к аэропорту, тем легче делалось у него на душе, отодвигались потихоньку на второй план другие заботы, оставалась главная одна. Привычно торопился он ей навстречу, и, когда машина выбралась на загородное шоссе, Гордеев невольно ускорил ее бег.