Тамерлан - страница 14
В период между 1271 и 1274 годами эти события сделались причиной довольно опасных нестроений. Тем временем медленно, но верно осуществлялись отюречивание монголов и их исламизация, параллельно с этим возникла необходимость в создании стабильного государства, то есть более тяготеющего к оседлости. Кебек (1309–1310 и 1320–1326), хоть и оставался язычником, покинул степь и поселился в Трансоксиане, где построил дворец, Карши, ставший зародышем будущего города; там, по тюркскому обычаю, он стал чеканить деньги от своего имени. Он также дал обет никогда не бывать на Или, что в Моголистане. Эта уступка номада, быть может, еще заметнее подчеркивает факт того, что империя все более утрачивала кочевой характер; одновременно она усугубила внутригосударственную напряженность.
Кризис вспыхнул тогда, когда Тамаширин (1326–1333), вероятно, буддист, если судить по его имени, являющемуся производным от санскритского dharmasri, принял исламский закон. Этот говоривший на тюркском наречии монгол, лестный портрет которого написал повстречавшийся с ним Ибн Баттута, невзирая на вероотступничество и роль, сыгранную им в исламизации монголов, возможно, был консервативнее многих племенных вождей, оставшихся язычниками. Он жил в юрте. Однако, если его политика устраивала мусульман вообще и трансоксианцев в частности, она не нравилась кочевникам. Во второй четверти XIV столетия исповедание ислама все еще расценивалось как нечто, пятнающее человека. В то время как Трансоксиана сохранила верность Тамаширину, Моголистан возмутился и, объявив его низложенным, на трон возвел одного из его племянников, Дженкши. [33]
Раскол Джагатайского улуса
Раскол улуса состоялся; появились два правителя и две державы: одна на севере, Моголистан; другая на юге, Трансоксиана. Обе называли себя джагатайскими и таковыми являлись на самом деле. В первой произошло бурное отторжение ислама, чем воспользовались несториане, католические миссионеры, очень активно ведшие себя в Алмалыке, и, разумеется, буддисты. Мусульманами овладело такое отчаяние, что малое время спустя, не имея возможности нападать на монголов, они принялись уничтожать христиан, особенно в Алмалыке (1339). В ходе этого скоротечного, но жестокого преследования христиан погибло пятеро монахов и купцов. Несмотря на то, что ситуацию удалось взять под контроль и вернуться к традиционной монгольской веротерпимости, которая позволила христианам обрести былые права и свободу, христианство все же получило ощутимый удар, который оказался тем более опасным, что он непосредственно предшествовал эпидемии чумы.
Обе державы, вышедшие из Джагатайского улуса, прочными не были. На юге, в Трансоксиане, хан тщетно пытался усмирить тюркскую знать, являвшуюся, между прочим, подлинной опорой его власти. Его изгнал эмир Казаган, один из основных деятелей аристократии, удел которого находился севернее Кундуза. Владетель края, лежащего в междуречье, он поставил у кормила власти в улусе одного из потомков Угедея, что означало нарушение джагатайской легитимности, но также признание того факта, что тюрки не могли выйти из рамок Чингисовых законов. Однако вскоре он возвратился к Джагатаидам и посадил на трон Буян-кули, внука Дувы. Как и в западной части Ирана, здесь тоже выбирали и убирали Чингисидов, не стесняясь. Они по-прежнему имели некоторый формальный авторитет, но в действительности являлись всего лишь марионетками в руках могущественной и чванливой тюркской знати. [34]
Итак, настоящим хозяином Аму- и Сырдарьинского междуречья был Казаган. Он вполне достойно правил государством (1347–1357) в период, когда исчезновение Ильханского улуса ввергло страну в иранскую реставрацию, предусмотреть которую было невозможно. Тюркский элемент оказался под натиском элемента иранского, и трудно было прогнозировать: устоит он или будет сметен. Сей конфликт, разумеется, ничем не помешал убийству этого сильного человека Трансоксианы. Ему наследовал его сын, Мир-Абдаллах. Лишенный талантов, он вдобавок оказался глупцом. Охваченный любовной страстью, он распорядился убить хана, бывшего не у дел, дабы жениться на его вдове (1358). Возмущение было всеобщим. Аристократия, объединившись, прогнала Мир-Абдаллаха на север Гиндукуша, где его ожидала смерть. Среди федератов находился некий Хаджи-барлас, «дядя» будущего Тамерлана.