Танцы с королями - страница 16

Слуга положил веер в одно из отделений кожаного саквояжа, по форме напоминавшее кармашек; там ему и суждено было оставаться еще много лет забытым и невостребованным ни хозяином, ни слугой. Он совершил много переездов и путешествий, пока, наконец, не настало время, когда о нем вспомнили и извлекли на свет Божий.

Жанна не оставляла своих надежд. Наоборот, они окрепли в ней до такой степени, что крестьянка временами даже смеялась вслух, зачарованная чудесными видениями. Тео несколько раз жестоко избил жену, будучи выведенным из себя ее необъяснимыми смешками и бегающими огоньками в глазах. Это злило его не меньше, чем ее постоянный плач после неудачных родов в прошлом. Он позвал аббата в страхе, что дьявол, возможно, уже овладел разумом его жены. К счастью для Жанны, добрый священник всегда с участием относился к тяжкой доле крестьянок своего прихода.

— Оставь свои опасения, сын мой, — посоветовал он Тео, — ибо неисчислима благодать, ниспосланная тебе Богом. Какая женщина не будет испытывать ликования, если после стольких бесплодных попыток, приносивших горькое разочарование, у нее появился сильный и здоровый ребенок?

И в самом деле, Жанна не могла нарадоваться, глядя на свое крепкое и быстро растущее дитя. Темные младенческие волосы сменились вьющимися, рыжевато-золотистыми кудряшками. Именно такого оттенка были волосы Жанны, прежде чем их тронула преждевременная седина. От матери унаследовала девочка и большие, круглые глаза, цветом похожие на голубой сапфир.

— Ты у меня будешь раскрасавицей, — часто ворковала Жанна над колыбелью Маргариты, когда Тео не мог слышать ее слов. — Когда-нибудь я найму человека, чтобы он научил тебя читать и писать. О да, уж на это у меня есть деньги. Вот увидишь!

Счастье Жанны было бы полным, если бы не беспричинный страх, который омрачал его и от которого она никак не могла избавиться: она боялась, что может умереть еще до того, когда ее дочь станет взрослой, и тогда все эти чудесные надежды рассыплются в прах и жизнь Маргариты ничем не будет отличаться от ее собственной. Поскольку новые беременности представляли самую серьезную опасность для ее жизни, Жанна поверила свои заботы старой знахарке, которая также жила в Версале, и после этого ей уже не пришлось заботиться на этот счет. Если Тео и желал иметь сына, то вслух он никогда не заводил разговоров на эту тему, а Жанна тем более избегала их. И все же мысль о ранней кончине продолжала черной тенью омрачать ее существование, возникая в сознании женщины в самые неожиданные моменты, когда она была к этому совершенно не готова. И тогда, подстегиваемая мрачным предчувствием, Жанна решила, что с самого раннего детства дочери, как только Маргарита будет обладать достаточной сообразительностью, станет воспитывать в ней неукротимое желание подняться любой ценой из этой грязи, нужды и беспросветных нищих будней и готовить ее к тому, что было предсказано при рождении. Тогда у девушки появится шанс добиться своего, даже если она окажется слишком рано лишенной материнской заботы.

Все внимание, весь интерес Жанны, помимо ее ребенка, сосредоточились теперь на королевском поместье. Это была единственная осязаемая нить, связывавшая ее с Огюстеном, и потому за жизнью этого особняка необходимо было наблюдать как можно пристальнее, ведь все, что происходило в его стенах, могло в той или иной степени отразиться на будущем ее дочери. Родившись и прожив в этой местности все свои годы, Жанна постоянно видела перед собой королевский особняк; вот почему она смогла так точно изобразить его на веере, подаренном Огюстену. Ей не составило большого труда нарисовать здание по памяти, не упустив при этом никаких, даже самых мелких деталей.

Еще ребенком ей довелось много раз видеть старого короля, и вид Людовика XIV, скачущего на коне, тоже был Жанне привычен. Она могла припомнить, как он подростком часто охотился с борзыми в компании кардинала Мазарини, который готовил его к исполнению королевских обязанностей. Бессчетное количество раз за все прошедшие годы Жанна с завистью голодного человека наблюдала за тем, как егеря несли туши оленей и кабанов; прочные палки, продетые сквозь связанные ноги убитых животных и покоившиеся на плечах этих простолюдинов, прогибались под тяжестью туш, мерно раскачивавшихся в такт поступи носильщиков. Жанна только вздыхала, думая, как несправедливо устроен мир. Мясо несут в дом, обыватели которого и так сыты, в то время как вокруг так много умирающих от голода людей. Иногда егери несли пернатую дичь. Они были обвешаны ею с головы до ног и казались одетыми в пышные, мохнатые шубы. Правом на охоту обладало только дворянство. И если какой-то бедняк попадался на том, что ловил в силки птичку, чтобы сварить ее в горшке и утолить голод, то закон предусматривал лишь одно наказание за браконьерство — смерть. Именно таким был конец ее отца, который пытался спасти от голодной смерти себя и свою семью. Неудивительно, что мало кто осмеливался посягать на дичь в этих лесах и она водилась там в изобилии.