Танцы с Подсознанием. Книга 1. До Тьмы дотронувшись рукой - страница 2
– Вот что Люба, отца я твоего уважал! Хороший мужик был, порядочный, – голос его дрогнул, – земля пухом тятьке твоему! – мужчина перекрестился. – И в память о Степане, хочу помочь тебе…
– Как же вы мне поможете?! – Любка чуть не подавилась куском сала. – Сирота я теперь, никому не нужная…
– Не причитай, – резко оборвал Иван Савельевич, – дай договорить! С мысли хорошей сбиваешь меня, шалопутная! – встав с лавки, он нервно заходил по горнице. – Купец завтра ко мне приезжает, заморский, из самой Германии. Девку ему надо, работницу, помощницу по хозяйству…
– Батюшка! Отец наш родный! – крепостная бухнулась в ноги. – Не продавайте меня немчуре проклятой! – заголосила она, что есть мочи.
– Да не ори ты! Вся в мать свою, Пелагею покойную, такая же горластая. И за что Степан любил её? – заворчал барин. – Добро тебе сделать хочу! У купца заморского жить будешь в хоромах – сытая, одетая, обутая. Глянь, у нас голод какой идёт, народ мрёт повально, – вздохнул он тяжело. – Сколько я людей потерял за год этот, подумать страшно.
– Да что ж вы задумали – то?! – сидя на полу, девчонка скулила, как нашкодивший щенок. – С земли родной гоните меня! Да в чём же я провинилась – то?! Ой, горе мне, горе…
– Ты девка, реветь переставай, дело я тебе говорю! Родных у тебя нет, на поруки взять некому. Через два года – шестнадцать будет, на выданье. А ну как, сглупишь и честь свою опозоришь?! Не услежу я за тобой, а перед Степаном стыдно будет, – на этих словах, помещик достал из кармана дорогого сюртука небольшую фляжку, открутил резную крышечку и пригубил оттуда, – давай – ка собирайся, со мной поедешь! – он легонько подтолкнул Любку к дверям. – В доме моём, в сенях и переночуешь, а то сбежишь ещё, не приведи, Господи…
Этим же вечером, Иван Савельевич распорядился натопить баню, велев тщательно намыться.
– Косы расплети, да волосья – то свои промой хорошенько, чтоб пушистые были! Не позорь меня перед гостем заморским. Вот тебе, подарок, – и он протянул платье из шёлка тяжёлого и почти новые сафьяновые сапожки, – жена моя Наталья Петровна передала, чтоб ты нарядная была. А то скажут, что на Руси девки в отрепьях ходят.
– Баре милостивый, не продавайте меня, побойтесь Бога… – девочка в последний раз попыталась надавить на чувство вины.
– Ох, дал я зарок матушке своей покойной, не обижать крепостных, – разозлился Иван Савельевич, – а зря! Иногда плётка да розги в помощь бы были. Жизнь я тебе спасаю, неблагодарная! В коленях должна валяться, слезами радости захлёбываться, а ты стыдить меня надумала?! Ох, сердце моё доброе! Уйди с глаз моих…
Любка не спала всю ночь, сиднем сидела в уголке в сенях и вспоминала детство.
Как тятька мамку целует, а она его поварёшкой, поварёшкой отгоняет, сама смеётся, заливается.
Как в первый раз, тятька её на лошадь посадил. Ох, и страшно! Любке тогда всего пять лет было. Лошадь идёт, шевелится, бока её упитанные ходуном ходят. Вцепилась она в седло – ни жива, ни мертва, дышать боится. А отец лошадь под уздцы ведёт, в усы свои посмеивается, да приговаривает:
– У страха глаза велики…
Как на пруд с ребятами купаться бегали, плескались. А Минька, сын звонаря местного, взял при всех и в щёчку её поцеловал. Зарделась тогда Любка стыда красками. А ну, как слух по селу пойдёт, что доступная она?!
Как с подружками по грибы, по ягоды ходили. Как мамка радовалась, грибы на верёвочку нанизывала, на печке сушила, приговаривала:
– Глянь, Степан, какая дочка у нас молодец! Грибов натаскала целый короб, зимой есть будем.
Ох, прошли те времена золотые! Ох, прошло детство счастливое…
*****
– Чай, кофе?! – Леонид Борисович снял дорогие очки и устало потёр переносицу.
В ответ молчание.
– Инна Львовна, вы меня слышите?! Чай, кофе?!
– Ой, извините, замечталась, – дамочка улыбнулась, – от кофе не откажусь! Только, пожалуйста, без сахара…
– Верочка, – доктор нажал кнопку селектора, – принесите нам два кофе, один покрепче и без сахара!
– Будет сделано, шеф! – весёлым голосом ответила секретарша.
Вообще – то, он должен быть уже дома, сидеть в своём любимом кресле и пить из стеклянного фужера красное вино, вприкуску со швейцарским сыром с плесенью. Это был своего рода ежевечерний ритуал – благостно протянуть ноги, расслабиться, сделать пару глоточков хорошего сухого вина, один кусочек сыра положить себе в рот, второй скормить своей любимице, кошке Маруське. Бедное животное скучало целый день дома, поэтому с приходом хозяина, она радостно мяукала и ходила за ним по пятам. Стоило сесть в кресло, как кошка тут же прыгала на колени, сворачивалась в клубочек и совсем по – человечески, облегчённо вздыхала.