Танец для двоих - страница 12

— Нет электричества, дорогая? Он, должно быть, большой оригинал.

— Он на самом деле оригинал, но он мне нравится. К тому же у него замечательная обезьянка. Она очень любит засахаренный миндаль, но из-за проблем с зубами ей нельзя его слишком много.

— Мне кажется, для владельца квартиры существуют вещи гораздо важнее обезьянки.

— Ты права… Но обезьянка, ее зовут Жозефина, любит его; не думаю, что животное сможет любить жестокого человека.

— Моя дорогая Виола! Ты говоришь о крайностях. Я осмелюсь предположить, что количество жестоких домовладельцев достаточно невелико. Но с другой стороны, он может быть мошенником, бездельником или извращенцем.

— Десять с половиной фунтов не очень дорого. Если бы он был мошенник, то потребовал бы намного больше. Комната просто чудесная. Он сказал, что завтра затопит камин и проветрит, перед тем как я завезу вещи.

— Завтра? Ты, кажется, слишком нетерпелива. Может быть, сначала я подъеду и взгляну?

— Ты говорила, мне надо учиться быть абсолютно самостоятельной. Хозяин обрадовался, когда я сказала, что хочу въехать сразу. Он был тронут, увидев, как мне понравился дом. Я боюсь обидеть его, показав, что могу передумать. Невелика беда, если он будет бесполезен. Я не хочу, чтобы он делал что-нибудь для меня. Мне достаточно у него жить. И он не развратник, уверяю тебя.

— Как ты можешь быть уверена?

— Я думаю, всегда можно понять… Развратный человек старается казаться милым.

— Виола, ты пугаешь меня! Неужели он грубиян?

— Скорее необщительный. Кстати, я познакомилась с женщиной, которая убирает в доме. Ее зовут миссис Шиллинг. Она работает у мистера Фогга двадцать лет. Не представляю, как бы она оставалась так долго в доме, если б у нее возникли малейшие сомнения в его порядочности.

— Ты права, — признала тетя. — Где он живет? Спиталфилдс? Не думаю, что знаю, где это. Жаль, что нет телефона, — это очень неудобно.

В конце концов я убедила тетю. Отпросившись с работы, я ожидала завтрашнего дня с нетерпением.

Дом выглядел великолепно в дневном свете. Шел сильный дождь. Потоки вырывались из водосточных труб и неслись по тротуару. Миссис Шиллинг открыла мне дверь и помогла поднять наверх чемоданы. У нее было длинное лицо, сморщенные губы и высоко поднятые брови. Она напоминала Фрэнки Хоуэрда, любимого комика Р. Д. (Р. Д. любил вульгарные шутки). Он ненавидел сатиру и был не способен воспринимать иронию. Он впадал в ярость, когда сталкивался с «этим современным сумасшествием, которое высмеивает все, на чем зиждется эта страна». Он полагал, что сатира была выдумана в шестидесятые с появлением мюзикла «За рамками». Когда я сказала, что «Путешествие Гулливера», которое он подарил мне в детстве, тоже сатира, Р. Д. захрипел. Его возмутила моя дерзость. Тетя посмотрела на меня: «Виола! Закрой рот!» Я немедленно замолчала. Некоторые люди не терпят возражений. Иногда они выглядят глупо, но никто не осмеливается поправить их.

Миссис Шиллинг разожгла огонь в камине. Я смогла осмотреться в комнате при свете дня. Стены были окрашены светло-зеленой краской. Над камином висела картина б позолоченной раме. На ней был изображен лев, притаившийся в зарослях. Вместо штор окно закрывали деревянные жалюзи. Новые свечи стояли в подсвечниках по обе стороны камина, серебряный канделябр — у изголовья кровати. Я была невежественна тогда, чтобы знать: обстановка представляла собой образец раннего георгианского стиля. Я распаковала чемоданы и распихала вещи в ящики комода. В комнате не было платяного шкафа. Я подумала, что вещи помнутся, а я не смогу их выгладить. Без электричества не получится пользоваться утюгом. Но мне было все равно.

Некоторое время я бродила по комнате. Я рассматривала мебель, пробовала на ощупь кровать и кресло. После маленькой квартиры Стеллы это место выглядело замечательно. Мысль о том, что очень скоро мне понадобится туалет, застала меня врасплох. Что за туалет здесь может быть? Ведро в саду?

Я спустилась вниз и остановилась в нерешительности. В окно пробивался дневной свет. Стены холла были цвета слоновой кости. По обе стороны камина были аккуратные ниши. На полках стоял чайный сервиз. Центр холла занимал обеденный стол. Подсвечники стояли в ряд на столе. Напольные часы и зеркало в прекрасной золотой раме завершали картину. Мое лицо, отражаясь в зеркале, казалось бледным, а глаза — темно-серыми, большими и грустными.