Танги - страница 13

— Вам тоже надо готовиться к переходу границы. Ваша жена и дети уже не могут к вам присоединиться. Их арестовали в Париже.

На другой день Танги узнал, что Коген сошел с ума.

Наступило 2 августа 1942 года. Завтра день рождения Танги. Ему исполнится девять лет. Он отпразднует этот день вместе с матерью. Какой это будет чудный день рождения! Вечером он лег раньше, чем всегда, но не мог заснуть, взволнованный предстоящим отъездом. Он думал о матери, заранее переживая минуту, когда с громким криком бросится ей на шею. Внезапно через щели в ставнях в комнату ворвался резкий свет. Танги зажмурился, ослепленный. Он услышал, как грубый голос приказал всем живущим в доме выходить по одному, с поднятыми руками. Ему стало страшно. В коридоре, где ночевали евреи, слышались рыдания. Танги начал дрожать.

— Дом окружен. Мы будем стрелять в каждого, кто ослушается приказа! — крикнул тот же голос.

Танги вскочил и подошел к окну. В саду жандармы освещали дом прожекторами. Евреи выходили по одному, подняв кверху руки, и становились в ряд. Некоторые плакали. Коген покорно шел, подталкиваемый товарищами.

В комнату вошла госпожа Пюиделливоль.

— Мой мальчик, надо идти.

Танги, не сказав ни слова, дал себя одеть. Он слышал, как добрая женщина всхлипывала, все время причитая:

— Бедный мой мальчик! Бедный мой мальчик!..

Он вышел, подняв руки, зажмурив глаза и стараясь не плакать. Ослепительный свет прожекторов обжигал ему веки. Он ощущал на груди карточку матери, с которой не хотел расставаться. Жандарм грубо толкнул его. Кто-то рявкнул:

— Грязные жиды!

Танги хотел объяснить жандармам, что он не еврей. Он подумал, что ведь они французы и, наверное, выслушают его. Но стоило ему раскрыть рот, как жандарм гаркнул:

— Заткни глотку!

Танги смотрел, как за окном вагона мелькали мирные пейзажи Франции. Перед ним пробегали луга — на них паслись коровы; фермы — из труб у них струился дымок; тихие, сонные речки… Танги так устал! Он уже не испытывал горя и смотрел на все равнодушно. Он был голоден, и ему хотелось знать, куда же их везут жандармы. Но Танги решил, что все это теперь совершенно безразлично и ничто не имеет значения, когда ты остался один, без матери. Сидевшие рядом с ним заключенные спали… Один Коген все время улыбался. Стоя в коридоре, два жандарма курили и болтали. Танги встал и попросил у них разрешения сходить в уборную. Один из жандармов пошел с ним. Танги запер за собой дверь, но тот распахнул ее, крепко ударив ногой. И Танги не посмел справить свою нужду, он только помочился и выпил немного воды, отдававшей стиральным мылом.

Он снова сел на место и подумал, что все детство он провел в поездах. Ему вспомнилось прозвище, данное ему Мишелем: «Танги-Омнибус». При мысли о друге сердце его сжалось от тоски. Однако он сдержался и не заплакал. Он спрашивал себя: когда они приедут? Но ведь он не знал, куда они направляются, и потому не имел понятия, сколько надо времени, чтобы туда добраться. Он старался заснуть, ибо внутреннее чутье подсказывало ему, что необходимо беречь свои силы. Он подумал о матери, которая, наверное, ждет его в Мадриде, и беспомощно развел руками: «Ведь я не виноват…»

В вагоне стало совсем темно. Арестованные сидели, тесно прижавшись друг к другу. Госпожа Пюиделливоль обмотала шею Танги шерстяным шарфом. Он ненадолго забылся. Стояла холодная ночь. Поезд, равномерно постукивая, продолжал свой путь. Наконец он замедлил ход. Из тумана выплыло несколько огоньков. Танги очнулся дрожа и поглядел в окно. Немецкие солдаты и офицеры с винтовками за плечом расхаживали взад и вперед по плохо освещенной платформе. Из громкоговорителей зазвучал голос. Танги разобрал только одно слово:

— Achtung! Achtung![5]

В вагон вошли два немецких солдата. Французские жандармы поздоровались с ними. Они пожали друг другу руки и обменялись сигаретами. Спутники Танги проснулись. Коген во что бы то ни стало хотел выйти из вагона. Он говорил, что там его ждет жена и, кроме того, война уже кончилась. Сидевшие рядом товарищи удерживали его на месте.

Остановка показалась Танги бесконечной. По платформе прогуливались немецкие офицеры в фуражках с торчащими козырьками. Танги решил, что у них форма красивей, чем у французов, и что у немцев выправка лучше. Наконец поезд дрогнул, двинулся вперед и продолжал свой ночной путь. Танги хотелось есть. Он подумал, что поезд увозит его все дальше и дальше от матери. Но он не заплакал. Ему просто хотелось знать, где же он находится.