Танго втроём. Ветреное счастье - страница 12

стр.

— Ты предлагаешь мне пойти на работу? — представив себя за рабочим столом в маленькой комнатке какого-нибудь захудалого НИИ, Лидия засмеялась. — А кем?

— Слава богу, в нашей стране дело для всех найдётся.

— Ты случайно не про БАМ мне толкуешь? — смех Лиды зазвучал громче. — А что, это идея! Где-нибудь под Усть-Кутом, вместе с забайкальскими зэками — Лидия Петровна Кропоткина закручивает гайки на рельсах огромным разводным ключом. Романтика!

— Зачем такие крайности? — Любаша взяла подругу под руку и пристроилась к её шагам. — В Москве мест достаточно, нужно только определиться, чего тебе хочется.

— Ну уж конечно не сидеть в КБ, — презрительно оттопырив губы, Лидия усмехнулась.

— А чем тебе не подходит работа в КБ?

— Что-то я не припомню, чтобы ты искала подобную работу, пока твой Берестов не пристроил тебя секретаршей в горкоме, — тут же возразила Лидия. — Да и потом, какому КБ нужна такая серость, как я? Я же ничего не умею, я же никогда в жизни ничего не делала собственными руками, да и образование у меня — средняя школа, я даже техникума не окончила.

— Я тоже институтов не кончала, — поддержала подругу Любаша.

— То, что тебя протащили в горком, — большая удача, перебирать бумажки — это тебе не машины на прядильной фабрике керосином протирать, тут ты с маникюром, причесоном, и всё такое. На такую работу и я бы, пожалуй, согласилась, но у меня нет такого доброго дядюшки Берестова, а мыть полы в аптеке не для меня.

— И до каких пор ты собираешься сидеть дома?

— Игорь заявил, что негоже бросать мальчика на перепутье, нужно, чтобы дома была мать, — кисло усмехнулась Лидия. — Ты даже себе не представляешь, каково это, целыми днями сидеть дома: дай-подай и выйди вон, прямо как прислуга какая-то, в четырёх стенах заперта. А выхода нет: или я делаю так, как хочется Игорю, или он перестаёт платить даже эти три сотни.

— А ты не пробовала пригрозить, что подашь на развод? — спросила Люба. — Для твоего партийного деятеля это нож острый.

— Пробовала, только это на него не действует. Он понимает, что я на это не пойду.

— Почему?

— Ну, разведут меня с Кропоткиным, сломаю я ему карьеру, что я с этого буду иметь, кроме морального удовлетворения? Шиш с маслом, больше ничего. У него, куда ни плюнь, везде друзья да товарищи, что ему, трудно будет фиктивно устроить свою трудовую книжку в какую-нибудь контору с официальной зарплатой в сто рублей? Да раз плюнуть. И что? Двадцать пять рублей алиментов в месяц? Живи, Лидочка, как барыня, и ни в чём себе не отказывай, да? Я тогда с ребёнком совсем пропаду.

— А так ты не пропадёшь? — с жаром возразила Любаша.

— Ты когда в магазин приходишь, ты прилавки видишь? — заправив выбившийся от ветра светлый локон в пучок, Лидия посмотрела в лицо подруге. — Мяса нет, масла — тоже, колбаса наполовину из бумаги. А чего стоит маргарин! Ты хоть пробовала намазывать его на хлеб, из него же вода течёт! А молоко? Настоящее молоко осталось разве что только на детской кухне, а на прилавках? Вслушайся: нормализованное белковое! Разве это молоко? Это рыдания, а не молоко! Раньше, чтобы отмыть бутылку из-под молока, нужно было оттирать её ёршиком, а сейчас достаточно ополоснуть под краном — и неси в пункт приёма стеклотары! — в голосе Лидии послышалось негодование. — Гордость — это хорошо, — громко заявила она, — когда есть деньги. А когда их нет? Ты, наверное, для Миньки молоко и масло берёшь не в магазине, а ходишь на рынок, чтобы пожирнее да повкуснее. А у меня Славка крепким здоровьем и так не отличается, и, если я его буду поить той белой баландой, которую наши молокозаводы разливают по бутылкам, понятно, как это на нём скажется.

— Но как-то вылезать тебе из этой ямы надо. Зелёный, пойдём, — махнув рукой в сторону переключившегося на зелёный светофора, Люба первой шагнула на белую полоску дорожной зебры, нарисованной поперек Бережковской набережной.

— Как-то надо, но только я пока не могу сообразить, как, — честно созналась Лидия. — Сейчас этой Игоревой кукле двадцать один, а что, если она надумает завести своего ребёночка? Кропоткин тогда о Славке и думать забудет.