Танго втроём. Ветреное счастье - страница 19

— Я сильно сомневаюсь, чтобы Любка осмелилась получать отцовские деньги в моём присутствии, — холодно заметил Юрий, — но в одном ты права: назад мне их не выцарапать ни при каком условии.

— Тогда что же ты хочешь? — чувствуя, что подошёл момент, ради которого Берестов рассказывал всю историю, Вера напряглась.

— Я считаю, что должна быть справедливость, — уверенно заявил Берестов. — Конечно, до отцовских денег я уже не дотянусь, но подпортить ей жизнь могу капитально. Через отца эта потаскушка устроилась на шикарную работу и уже десять лет катается как сыр в масле. Я хочу устроить так, чтобы она вылетела с этой работы. Специального образования у неё нет, только десять классов деревенской школы, так что, потеряв тёпленькое местечко горкомовской секретарши, она останется ни с чем! — мстительно сощурился он.

— И что конкретно ты хочешь от меня? — глаза Веры встретились с глазами Юрия.

— Существует такой закон: если на предприятие или в любую другую организацию приходит специалист с институтским дипломом и подаёт заявление о приёме на работу, то эта самая организация обязана освободить для него место в том случае, если его занимает человек, квалификация которого не соответствует требуемой, — витиевато завернул Юрий.

— А если попроще? — усмехнулась Вера.

— А если попроще, то, как только ты, золотая медалистка, комсомолка и дипломированный гуманитарий с навыками секретаря-машинистки и стенографистки подашь заявление с просьбой о приёме на работу, теперешний начальник этой стервы вынужден будет дать ей под зад коленкой. Не знаю, возьмут ли тебя на работу, это, конечно, вряд ли, — тут же оговорился он, — может, задним числом оформят на место Любки кого-то ещё, а тебе откажут, но эту гадину им, как ни крути, всё равно придётся выгнать.

— Так. Что будешь с этого иметь ты, я поняла, — Вера поднесла чашку с кофе ко рту, отхлебнула глоток и тут же поставила её обратно. — Фу, совсем холодный. А что от этого будет хорошего мне?

— Тебе? — поняв, что Вера дала своё согласие, Юрий широко улыбнулся и, подняв руку, призывно помахал официантке. — Девушка, мы передумали уходить. Пожалуйста, ещё два десерта и двойной кофе, только очень горький и очень горячий.

— Петрович, закрывай переднюю дверь и трогай, кажись, все, — поправив на плече ремень потёртой кожаной сумки, кондукторша деловито оглядела салон старенького ЛИАЗика, до отказа наполненного пассажирами, и проговорила нараспев: — Эх, жизнь моя жестянка, люд крестьянский спит, только в крайней хате огонёк горит… И откуда же вас столько сюда понатолкалось-то?

Автобус, тяжко выдохнув, со скрипом захлопнул двери и отправился в путь, поднимая клубы чёрного дыма и пыли.

— Граждане, обилечиваемся! Готовим без сдачи! — привычно выкрикнула Кузьминична и повернулась к водителю. — Петрович, ты больше заднюю не открывай, пусть кому надо выходют через переднюю.

— Как скажешь, Серафима, — шофёр посмотрел в переднее стекло и с силой дёрнул на себя ручку переключения передач. Механизм, пронзительно скрипнув, издал громкий треск. — Твою мать-то! — громыхнул басами Петрович. — Каждый раз одно и то же! И когда только эту развалюху спишут! — Подёргав заклинившую ручку из стороны в сторону, Петрович с беспокойством посмотрел на проезжую часть и, вовремя сумев справиться с закозлившим агрегатом, переключился на вторую скорость.

— Граждане, готовим деньги! — Серафима щёлкнула перекрещенными полосками массивного никелированного замка сумки и, крутанув колёсико билетов, висевших на шее на толстой суровой нити, решительно двинулась к первому сиденью. — Граждане, уберите с прохода сумки! Не протиснуться! Готовим деньги, готовим, не спи-им! — громко объявила она.

Продвигаясь к середине автобуса, Серафима без устали крутила катушку с билетами и, перекидываясь с каждым хотя бы парой фраз, с удовольствием собирала свежие новости и сплетни.

— Антонина, а чего у тебя такие сумки? Не продала, что ли? — не глядя на цвет разматывающихся билетных лент, Серафима привычно оторвала два синих и один красный билетик.

— Куда ж там продать, когда на улице плюс тридцать! — пожилая женщина в ярком платке, повязанном под подбородок, огорчённо махнула рукой. — Все мимо идут, думают, кислым торгую, а какое же оно кислое, если я его с утра надоила?