Танкер «Дербент» • Инженер - страница 6

«Вега» тогда стояла в порту, ожидая погрузки. Белые поставили у сходней караул, а с палубы слышно было, как солдаты гремели прикладами по доскам причала. За ужином в кают-компании кто-то произнес слово «эвакуация», и все заговорили разом, но так тихо, словно кто-то спал рядом и его боялись разбудить.

– Плетью обуха не перешибешь, – уговаривает Евгений Степанович, – если мы откажемся везти, нас убьют... Да закройте же дверь!..

– Я не повезу, – медленно произносит механик Греве, бледнея, – убьют! Пусть! Их побили – и они мстят еврейским женщинам, грязные свиньи. Я сам видел...

– Греве, ради бога! – поднимает руки Евгений Степанович. – Здесь все согласны с вами, но зачем же кричать? Ведь иллюминаторы...

Старший штурман хлопает ладонью по столу.

– Разогнать команду, – хрипит он гневно, – открыть кингстоны – и все! Ну?

Греве кусает ногти.

– Сейчас нельзя. Они заметят – и нам будет конец. Значит, надо ночью. Слышите, нынче ночью.

Евгений Степанович озирается. Все они словно рехнулись сегодня, и их невозможно уговорить. Он произносит покорно:

– Хорошо. Сегодня ночью.

Его тучное тело била отвратительная дрожь. Ему хотелось домой: напиться чаю, успокоиться, увидеть жену. На улицах темно и пустынно, ветер несет по мостовой струйки снега. Евгений Степанович думает, что люди меняются на глазах, даже Греве. Но дома, против ожидания, ему становится легче. Наталья Николаевна прислушивается к каждому звуку, доносящемуся с улицы, тревожно заглядывает ему в глаза. Что может он сказать ей? Что нынче ночью распустит команду и откроет кингстоны «Веги»?

На улице уже происходит что-то. Сквозь ставни доносится топот шагов. Что-то громоздкое ползет по мостовой, так тяжело, что дребезжат стекла. А над всем этим медленные, тяжкие удары, словно кузнечный молот бьет в чугунную доску.

Евгений Степанович одевается, чтобы идти в порт. Наталья Николаевна ухватилась за борт его кителя и крестит мелкими торопливыми крестами его плечо. Он отрывает ее руки, смотрит в ее трясущееся лицо и чувствует, как падает его решимость.

Опрометью выбежав на крыльцо, он не узнает улицы. В темноте мимо него движется людской поток, затаенно вспыхивают огоньки цигарок. Они движутся молча и поспешно, заполняя всю улицу, грохоча по камням множеством ног. Это отступают белые. Евгений Степанович крадется вслед за ними по тротуару, оглушенный и притихший.

У пристани качаются на столбах блестящие шары фонарей. Евгений Степанович пробирается сквозь густую толпу солдат и беженцев к сходням, где конвоиры скрестили штыки. Однако конвой его пропускает, – у него фуражка с капитанской кокардой.

Он стоит на палубе «Веги», моряки собираются вокруг него. Они ждут приказа, но он только щурит глаза, чтобы не видеть в жестком свете фонарей блестящих погонов конвоя...

Неожиданно Греве появляется рядом. Лицо у него измученное, изжелта-бледное, злое.

– Началось раньше, чем мы думали, – говорит он озабоченно, – надо уходить, капитан. Ребята ждут приказа.

Евгений Степанович вздрагивает.

– Подождите, голубчик, – бормочет он невнятно, – видите, что творится, и... я думаю, не повезти ли в самом деле?..

– Зачем вы пришли сюда? – печально говорит Греве. – Ах, капитан!..

В это время людской поток снимает заслон у сходней и растекается по палубным проходам, оглашая их буйным топотом мятущегося стада. У бакборта притаились темные фигуры матросов. По очереди, медленно перекидывают они ноги через перила, сжимаясь в комки, бесшумно, как мягкие кули, падают на пристань и по темному ее краю крадутся, сгибаясь, как школьники, играющие в чехарду.

Евгений Степанович облегченно вздыхает. Команда покинула судно, не дожидаясь приказа. Но тотчас же его охватывает новый приступ леденящего страха. Он стаскивает с головы фуражку и ногтями срывает предательскую кокарду.

– Капитан, прекратите дезертирство!

Этот резкий окрик заставляет его втянуть голову в плечи. Зачарованно впивается он в округленные бешенством глаза.

– Я не капитан, – говорит он не своим, каким-то шепелявым, срывающимся голосом, – и я ничего, ничего не знаю...

– Так ты не знаешь? – раздается над ухом Евгения Степановича. – Ты не знаешь, подлец? Будешь знать!