“ТАРАС БУЛЬБА” – НАКОНЕЦ ПО-ПОЛЬСКИ - страница 3

На страницы подцензурной печати не могли попасть и сообщения о протестах учащихся польских средних школ, нелегальные организации которых решительно противились проведению торжеств в честь Гоголя, предписанных школьной инспекцией. “Ну и ну! Талант у Хохоля [пренебрежительная попытка передать украинское произношение фамилии. – Пер.] великий, но он понаписал столько мерзостей о поляках. И вот теперь нам, полякам, велят пристойным образом официально поклоняться ему”, – вспоминает Петр Хойновский в автобиографическом романе “Глазами молодых” (1933). На несколько иные причины бойкота указывал по свежим следам событий Северин Сариуш Залеский, который заметил, что имя “Хохоля” пробуждает у нас в основном горькие чувства, ибо в его юношеской повести “Тарас Бульба” “поляки – это сплошные Заглобы”. Молодежь в Царстве Польском протестовала не против автора повести как такового, она отстаивала принцип равноправия, писал Залеский: “Дайте нам поклониться нашему Мицкевичу, тогда мы поклонимся и вашему Хохолю!…” Протест приобретал различные формы. В Варшаве старались отвлечь учеников средних школ от участия в торжествах, посвященных памяти Гоголя, а Петр Хойновский заставляет юных героев своего романа принимать в них преувеличенное участие. В Сандомире во время торжественного заседания школьники рвали портреты писателя, розданные им учителями. В Ломже ученики расценили юбилей как “одно из проявлений политики русификации”.

Роман Яблоновский, впоследствии видный коммунист, вспоминает, что подобного рода празднества, вместо того чтобы пробуждать у молодых людей интерес к русской литературе, приводили к прямо противоположному результату – отталкивали от нее. И если празднование столетия со дня рождения Пушкина (1899) не сопровождалось никакими инцидентами, то гоголевский юбилей, как свидетельствует Яблоновский, “польские старшеклассники откровенно бойкотировали”. Эту дату отмечали так пышно, что голоса протеста раздались даже из русских консервативных кругов.

С еще большим размахом отмечали в 1909 г. столетие со дня рождения Гоголя; в юбилейных публикациях на первый план наряду с “Мертвыми душами” и “Ревизором” выдвигался и “Тарас Бульба”. На этот раз празднества (вечера, спектакли, торжественные заседания) не вызвали у польских школьников никаких особо серьезных протестов.

В межвоенной Польше цензура не разрешила выпустить новый перевод “Тараса Бульбы”. Мы узнаём об этом из заметки в “Иллюстрованом курьере цодзенном”, который 10 ноября 1936 г. сообщил, что тираж повести был конфискован еще до того, как появился в книжных магазинах. “Причиной конфискации, по-видимому, стало – во всяком случае, могло стать – оскорбление чести и достоинства польской нации и отсутствие исторического правдоподобия”. Критически отнесся к этому решению Антони Слонимский в своих “Еженедельных хрониках”, печатавшихся в еженедельнике “Вядомости литерацке”: “Нерастраченные силы цензуры выстрелили в совершенно неожиданном направлении. Конфисковали польский перевод “Тараса Бульбы” Гоголя (…). Нельзя ставить русские пьесы и исполнять музыку русских композиторов”. Впрочем, Александр Брюкнер* еще в 1922 году писал об этой книге, что она “до сих пор пользуется самой незаслуженной славой”. И продолжал: “…фарс, выдуманный пошлейшим образом, да и невероятный, ибо рассказывает о любви хама-козака и польской шляхтянки, которая и не подумала бы взглянуть на хама, об измене отчизне и о казни, которую вершит отец, своими руками убивая сына-изменника”.

Раскритикованные Слонимским методы, кстати, применялись нередко. В 1936 г. цензура порезала “Гайдамаков” Т.Шевченко – в частности за то, что там восхвалялась уманская резня 1768 года. Как показало сравнение романа “Золотой теленок” И.Ильфа и Е.Петрова (1931) с его послевоенным изданием, вышедшим под заглавием “Великий комбинатор” (1998), во II Речи Посполитой из него вырезали главу о ксендзах, которые “охмурили Козлевича”. Из “Бурной жизни Лазика Ройтшванца” И.Эренбурга (первое польское издание – 1928) исчезло все описание пребывания героя в Польше с насмешками над польскими офицерами и самим Пилсудским.