“ТАРАС БУЛЬБА” – НАКОНЕЦ ПО-ПОЛЬСКИ - страница 4
О “Тарасе Бульбе” в статьях, посвященных Гоголю, в межвоенные годы упоминали наши энциклопедии, прежде всего прославившаяся резкостью своих суждений “Ultima thule”*. Из статьи “Гоголь” мы узнаём, что писатель был, в частности, автором пресловутого “Тараса Бульбы”, исторического романа, “опирающегося на предания о польско-казацких битвах, где автор проявил (…) примитивную ненависть к полякам”.
По понятным причинам, в ПНР об антигоголевском протесте 1902 г. предпочитали не вспоминать. На торжественном заседании в честь 100 летия со дня смерти Гоголя, которое состоялось 4 марта 1952 г. в варшавском Театре Польском, Мария Домбровская в своем, кстати сказать, прекрасно написанном докладе уверяла слушателей, что Гоголя в Польше всегда знали и ценили, хотя он и творил в эпоху, не благоприятствовавшую “культурному сосуществованию польского и русского народов”. Ценили, так как он сумел пробиться к полякам “сквозь весь мрак царской неволи и заговорил с нами языком иной, подлинной, лучшей России”. Не удивительно, что в таком контексте не могло найтись места на характеристику “Тараса Бульбы”. Мария Домбровская посвятила этой повести всего-навсего половинку весьма туманной фразы: “Пейзажи исторической эпопеи “Тарас Бульба” пронизаны героизмом…”
Энциклопедии, издававшиеся в ПНР, предпочитали об этой повести Гоголя не упоминать ни словом. Причем дело заходило так далеко, что в весьма обширной статье “Гоголь Николай Васильевич”, подписанной Натальей Модзелевской, Всеобщая Большая Энциклопедия (ПВН [Польское научное издательство], 1964) “Тарас Бульба” не упомянут вообще. Точно так же поступила в статье о Гоголе и Католическая Энциклопедия. И даже Всеобщая Новая Энциклопедия (Варшава, ПВН, 1995), хотя уже и не было нужды считаться с цензурой, этой традиции осталась верна. Положение отчасти спасало то обстоятельство, что “Тарас Бульба” входит в цикл “Миргород”, о котором, естественно, энциклопедии упоминали. В то же самое время большинство западноевропейских энциклопедий или энциклопедических словарей писали об этой повести Гоголя, а некоторые, анализируя все творчество ее автора, даже отдавали “Тарасу Бульбе” предпочтение.
Однако в более основательных описаниях творчества Гоголя столь известную повесть нелегко было обойти стороной. О ней говорилось в книгах по истории русской литературы, предназначенных, естественно, для узкого круга читателей, а также при переизданиях “Ревизора” и “Мертвых душ”. Более десятка страниц посвятил содержательному анализу “Тараса Бульбы” Богдан Гальстер в монографии “Николай Гоголь” (Варшава, 1967). Кратко он изложил то же самое в учебнике “Очерки русской литературы” (Варшава, 1975). О восприятии творчества Гоголя во II Речи Посполитой писал Франтишек Селицкий в монографии, посвященной отношению к русской прозе в межвоенной Польше. Здесь наконец нашлось место описать вышеупомянутый бойкот 1902 года. В его изданных после отмены цензуры “Записках русиста” о цензурных перипетиях, связанных с “Тарасом Бульбой”, ничего не сказано. Как нелегко было заниматься объективным изучением творчества Гоголя, может свидетельствовать записка Селицкого (ноябрь 1955): “Я отыскал довольно любопытные материалы о Гоголе и его отношениях с польскими воскресенцами (монашеский орден, действовавший в кругах польской эмиграции. – Я.Т.), но что толку, раз этого не используешь”.
Поляки, не знавшие русского, должны были верить на слово Михалу Бармуту, который на страницах учебного пособия для преподавателей русского языка писал, что такие произведения Гоголя, как “Тарас Бульба” или “Страшная месть”, в эпоху после разделов Польши могли оскорблять патриотические и религиозные чувства поляков: “По существу эти произведения были антишляхетскими, а не антипольскими. Но как можно было это разделить в эпоху обострявшейся русофобии и боли от причиненного зла?” Добавим, что при поверхностном чтении “Тарас Бульба” может производить такое впечатление. Если же мы вчитаемся как следует, то отыщем в повести сцены, где поляки выглядят храбрыми, ловкими и умелыми воинами, как, к примеру, брат красавицы-полячки, “молодой полковник, живая, горячая кровь”. Гоголь признаёт, что козаки бывали не менее бесчеловечны, чем их противники, и упоминает, что “напрасно [польский] король и многие рыцари, просветленные умом и душой”, противостояли польским жестокостям.