Тарзан. Том 5 - страница 2

Проводники, которым было велено сопровождать отряд по назначению, заблудились. Олухи царя небесного, без мозглые скоты. К сожалению, ничего другого от них ждать не следовало. Африканский проводник — это олицетворение самой тупости. Проследовать из пункта «а» в пункт «б» для него — неразрешимая проблема. Даже если он проделывал тот же маршрут неоднократно. Злоумышленниками их считать не следует, это было бы ошибкой. Такой народ, и все тут.

Надо было бы поубивать их тут всех до единого. Фриц Шнайдер при других обстоятельствах именно так бы и поступил.

Но он сдержал свой гнев. Он взял себя в руки и воздержался от справедливого наказания. Ибо оставалась еще слабая надежда, что окаянные дураки все-таки найдут правильный курс. Кроме того, пока это быдло существует, он может заставить их страдать. Страдать в той форме, в какой они единственно способны ощущать страдание! Он будет бить их, причинять им телесную боль. Причинять боль безнаказанно — неописуемое наслаждение.

Несчастные создания все еще надеялись, что случится какое-то чудо и им удастся вывести отряд на верный путь. Они настаивали, что знают дорогу, и потому упорно продолжали плутать по сырому тропическому лесу, ведя людей по троне, глубоко вдавленной в почву и проложенной явно дикими обитателями джунглей. Здесь проходил слон-Тантор, пробирающийся с песчаных засушливых мест к воде. Здесь Буто-носорог, слепой в своем могуществе и гневе, ломился, не разбирая дороги, к водопою, а глубокой ночью огромные звери семейства кошачьих безмолвно крались под куполом нависших над тропой пластинчатых листьев лесных гигантов, пробираясь к поляне, где охотиться было лучше всего.

На краю поляны, неожиданно открывшейся глазам проводников, их исполненные страха сердце забились новой надеждой. И даже герр гауптман радостно перевел дух, так как, казалось, кончились томительные дни безнадежных странствий через дикие непроходимые джунгли. Широкое пространство, покрытое ковром колеблющейся от легкого дуновения ветра шелковистой травы, открылось взору, уставшему от созерцания бесконечного однообразия леса. Кудрявые кустарники, перемежающиеся с изумрудными лужайками, и река, заблестевшая вдали, показались европейцу небесной благодатью.

Гауптман Шнайдер с облегчением вздохнул, весело перебросился несколькими словами со своим лейтенантом, затем приставил к глазам полевой бинокль и внимательно осмотрел широкую равнину. Ничего подозрительного не заметив, он двинулся впереди отряда, указывая путь. Обойдя участок леса, мысом выдающийся среди ровного простора и оставив опушку за спиной, люди остановились в центре долины у речного берега...

— Однако мы счастливчики,— сказал Шнайдер своим компаньонам.

Лейтенант Обергатц тоже смотрел в бинокль, и его внимание привлек тот же объект, на который обратил свой взор старший по званию.

— Да,— сказал он.— Похоже на английскую ферму, должно быть, это и есть ферма Грейстоков, ибо другой такой нет в Британской Восточной Африке. С нами Бог, герр гауптман.

— Мы добрались до этих собачьих свиней как раз вовремя — пока они еще не знают, что их страна находится в состоянии войны с пашей,— довольно ухмыльнулся Шнайдер.— Пусть же они будут первыми, кто почувствует силу железной руки Германии!

— Будем надеяться, что они дома,— заметил лейтенант,— чтобы мы могли захватить ^озяина с собой. Когда будем докладывать генералу Крафту в Найроби — хозяин фермы нам не помешает, наоборот! Это будет действительно отлично! Какой успех господина гауптмана Фрица Шнайдера — он доставил знаменитого Тарзана, человека-обезьяну в качестве военнопленного!

Шнайдер победно улыбнулся и выпятил грудь.

— Вы правы, мой друг, сказал он.— Это будет большая удача, полезная для нас обоих, но помните — предстоит пройти долгий путь, чтобы встретиться с генералом Крафтом. Прежде чем он достигнет Момбаса, эти презренные английские свиньи с их чертовой армией достаточно попортят ему крови. Нам потребуется много времени, чтобы добраться до Индийского океана.

С такими мыслями и под такие разговоры небольшая, хорошо вооруженная воинская часть направилась по открытому пространству к уютной, содержащейся в образцовом порядке ферме Джона Клейтона, лорда Грейстока.