Ташкент - город хлебный (с илл.) - страница 14

Носилки с Сережкой поставили на крыльцо. Ушли насильщики, долго никто не выходил. Крикнула ворона в деревьях.

- Не к добру орет, кабы не случилось чего.

Опамятовался Сережка, заплакал.

- Куда меня хотят?

- Больница здесь, не бойся.

- А ты где?

- Здесь, с тобой.

Сел Мишка на крылечко около носилок, начал рассказывать. Женщина больно хорошая попалась, жалеет обоих, хлеба давала. Я говорит, Сережку обязательно вылечу. У меня, говорит лекарство такое есть. А один Мишка все равно не поедет, будет по базару ходить. Базар есть за станцией, как в Бузулуке, и купить можно чего хочешь. Пусть только Сережка не сердится, что они ругались - без этого не обойдешься в дороге. Вспомнил про гайку выигранную.

- Ты думаешь, я взаправду гайку взял? На кой она мне чужая! Я нарочно дразнил…

Вытащил гайку из теплого глубокого кармана, положил Сережке на руку.

- На, спрячь ее.

А когда отворились больничные двери, и вошел в них Сережка на веки вечные, Мишка почувствовал нестерпимую боль и горькое свое одиночество. Встал у стола, где записывала женщина в белом халате, утомленно рассказывал:

- Крестьяне мы Лопатинской воллости. Михайла Додонов я, а он - Сергей Иваныч.

- Фамилья как?

Тут и забыл Мишка Сережкину фамилию. Сейчас в голове вертелась! Хотел уличную сказать, женщина настоящую требует.

- Пишите прямо на меня: Михаила Додонов, Лопатинской волости.

- Грамотный?

- А как же!

- Распишись.

Налег Мишка грудью на стол и губы оттопырил с натуги.

- Давно не писал, рука не берет.

Расписался и сразу скучно стало.

Вышел из больницы, а гайка на крыльце валяется.

- Эх, позабыл Сережка.

Заглянул в окно - никого не видать. Полез в другое окно, кто-то пальцем погрозил оттуда. Повертелся щенком беспризорным вокруг больницы Мишка, опять у крыльца остановился.

- Как бы гайку передать?

Вынесли человека на носилках. Думал - Сережка это, а на носилках - баба мертвая, и ноги у бабы голые. Грустно стало силы нет. Есть хочется и товарища жалко:

- Гайку-то позабыл зачем!

Целый день шатался Мишка по базару между продавцами, слушал, сколько просят за юбки, сколько за кофты, почем стоит хлеб, если на деньги купить. Уж и сам хотел вытащить из мешка бабушкину юбку, мужики кругом разговаривают:

- Киргизы за Оренбургом дорого берут разные вещи. Туда надо везти.

Мишка подумал.

- Потерплю еще маленько.

Попробовал милостыньку просить, ну, бабы здесь чересчур сердитые.

Скажешь им:

- Тетенька! - Они не глядят.

Донимать начнешь:

- Христа-ради! - Они замахиваются.

А она хотела по голове ударить Мишку. Узнала, видно, что кусок он украл у мужика, на весь базар закричала:

- Ты смотри у меня, воришка окаянный! Давно я заприметила кружишься тут.

Нахлобучил Мишка старый отцовский картуз - ушел от скандала. Донесут в орта-чеку и просидишь недели две, немного станут разговаривать с нашим братом. Потребуют паспорт - нет. Пропуск потребуют, и пропуска нет. Лучше подальше от этого…

Вспомнил про Сережку только к вечеру. Будто кольнул кто в самое сердце.

- Что не сходишь? Обещался?

Хотел сбегать, мужики напугали.

- Поезд готовится на Ташкент. Скоро пойдет.

Сразу раскололась Мишкина голова на две половинки. Одна половинка велит к Сережке сбегать, другая половинка пугает:

- Не бегай, опоздаешь.

А первая половинка опять в уши шепчет:

- Как не стыдно тебе товарища бросать на чужой стороне? Сам уговаривался и сам не хочешь.

Долго ли добежать! Простишься в последний раз и поедешь. И ему легче будет, когда узнает, ждать не станет…

Другая половинка успокаивает:

- Ты не в этот раз уговаривался. Проходишь зря - на поезд не попадешь. Останешься сидеть день да ночь, а в это время сто верст уедешь. Если бы нарочно не жалко тебе? Ты не нарочно…

Долго мучился Мишка.

Вышел на станцию. Раз на больницу посмотрит, раз на вагоны:

- Двигаются или нет?

Вагоны не двигались.

Пересилила Мишкина совесть Мишкину нерешительность, толкнула вперед. Добежал он что есть духу до больничного крыльца, остановился, как вкопанный. В трех окошках совсем темно, в одном - огонек горит. Торкнулся в дверь - заперто. Полез головой в окно, где огонек горит, кто-то за рубашку дернул.

- Куда лезешь? Окошко хочешь разбить?