Тася - страница 13

стр.

Тася виновато ковыряла в тарелке, осушала, как по приказу, рюмку за рюмкой и, когда командующий встал, почувствовала, что она совершенно пьяна.

Полковник опять подошел к ней, что-то положил на тарелку, сказал:

— А лицо у тебя хорошее и глаза…

— Если не ошибаюсь, была лейтенантом, работала в подполье на спецзадании? Так? — спросил командующий.

— Так, — пробормотала Тася.

— Потом рядовой пошла во фронтовую прачечную. Верно?

— Верно, — ответила Тася.

— И мало того, подвиг совершила, — продолжал генерал, — Да, да, подвиг! Если б не наши дурацкие порядки с системой награждения, Героя бы ей дать! И правильно было бы! Так вот за нее и за таких, как она, Дмитрий Никитич! Поехали!..

Генерал совсем распалился, а Тася как раз отрезвела.

— Спасибо! — Она чокнулась и опять выпила.

Дальше все было как в тумане.

Тася помнила только один разговор:

— А может, переночуешь? А завтра и бельишко мне постираешь?

— Зачем, товарищ генерал?.. Что у вас, лучше девушек нет? Зачем вам я?

— А если ты мне нравишься?

— Чему тут нравиться, товарищ генерал! Руки какие, посмотрите! Все разъедены! Аж кожа слезает.

— Я не о том…

— А я о том, товарищ генерал. Вы простите меня, конечно, но все вы такие. Говорите, клянетесь, иногда послушаешь, так вроде даже неженатые все, а потом…

— Ну, а все же?..

— Нет, я поеду. И потом… Вы видите, что я толстая?

— Ну и что?

— Нет, а почему, понимаете?

— Что значит «почему»?

— Ребенка я жду, товарищ…

— Где ж это ты успела?

— Долго рассказывать…

И еще помнила, как ее усадили в теплый «виллис» и как перед этим она гордо прошла мимо часового, впрочем, может быть, и не того, кому она дважды съездила по физиономии, а сменившегося, но это и не важно. Ее провожал сам командующий и полковник Дмитрий Никитич, тоже, видимо, важный человек в штабе армии, провожал…

8

— А знаешь, Василь Николаич, все же пустая это затея с фронтовыми прачечными, чайными и даже батальонами связи, — сказал полковник, когда они собирались уже спать. — Как там, наверху, не понимают?

— Почему, Дмитрий Никитич? Почему ты так считаешь?

— Характера русской женщины мы не учитываем. Вот в чем беда! — продолжал полковник. — Русская баба, как ни смотри, по натуре своей однолюбка. Скольких я перевидел на своем веку. Есть, конечно, отклонения, но в массе своей… Привяжется к одному мужику и не отстанет. Пусть такой он или сякой, а всю жизнь проживет о ним, да еще гордиться будет!

— Это верно, пожалуй… И наши с тобой, Дмитрий Никитич, такие же. А разве нет? — сказал генерал. — Правда, моя гуляла в свое время, когда я на Халхин-Голе был. Да перебесилась… А вообще-то ты прав. Ясно, прав!

Они попрощались, легли, набросили на себя одеяла.

— И ведь эта такая же, — вдруг сказал полковник, — Как ты считаешь, Василь Николаич? Ей и фронтовая прачечная нипочем! Однолюбка!

…А Тасе в это время виделось совсем другое.

Будто день совсем обычный, даже тихий — ни немецкой авиации, ни артналета. Как всегда, кипятила она белье в трех котлах, дровишки подбрасывала в огонь, рубашки и кальсоны помешивала, чтобы к краям не приставали. Рано еще было, а она уже встала и работала, и все девушки работали, потому что слишком большие партии белья пришли, а срок дали малый, надо успеть.

Как это случилось, она не знала, но вдруг оказалось, что она почему-то спит.

Девушки ее будят, кричат:

— Что ты наделала, Таська! Понимаешь, сам генерал! И ещё полковник! А у тебя котлы без воды! Белье сгорело!

Она бросилась к котлам: и верно, выкипела вся вода!

Схватила ведра и бросилась к колодцу. Наполняла ведра и — в котел. Один наполнила, второй, третий…

Руки болели. Поясница дико болела. И ноги… Ноги почти отказали. Она никак не могла передвигать их, ноги, свои собственные ноги.

А кто-то все равно кричит:

— Что ты наделала, Таська!..

Она смотрит и никак не может понять, кто же это кричит. Неужели генерал?

— Ты что? Сбесилась? Б…! Знаешь, что за нападение на часового бывает? Вот я сейчас тебя… Вместо медали штрафбат заработаешь! — слышит Тася.

— На выписку, но никакой речи о службе в армии быть не может! Вот так! Все! — слышит Тася и видит распахнутый белый халат, а под ним гимнастерка и орден Красной Звезды… Видит, вспоминает: «Отвратная баба… Мужик в юбке…»