Тайфун над пограничной заставой - страница 7
— В четыре двадцать.
Бочкарев посмотрел на часы.
— Без семи три.
— Да, без семи три... — Старшина вздохнул. — И все-таки я бы просил выслушать мой совет, товарищ старший лейтенант.
— Не надо, Иван Иванович... Мы не можем, не имеем права ждать час двадцать семь минут!
— Там геологи... — Старшина показал головой вниз. — Только вчера днем прилетели вертолетом на ихнюю базу.
— Я слышал, как вертолет гудел...
— Я тоже... Один из тех троих — Кудринский Иван...
— Здоровый мужик.
— Ага... Еще геологиня и врачиха или учительница, не понял, попутно с ними летела куда-то на север.
— Откуда сведения?
— Коллекторша из отряда прибегала. Бестолковая... Они совсем в другом месте ищут.
Ветер дул с прежней силой, резкими порывами, с моря. Дождь перестал. Меж стремительно бегущих туч на минуту показалась мутная луна, и Бочкарев увидел, что солдаты привязывали конец веревки к стволу березы. Значит, пора!..
— Будем начинать, Иван Иванович.
Старшина встал смирно и поднял на начальника заставы усталые глаза.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите мне вместо Гоберидзе?
— Нет! — ответил Бочкарев резко.
Стародубцев покорно и обиженно вздохнул.
— Я не могу рисковать вами, Иван Иванович.
— А Гоберидзе можете?.. Служил без году неделя...
Начальник заставы задумался.
Да и ветер какой! Стукнет его о скалу...
— Да, вы правы, может стукнуть, — сказал он, помолчав. — А поэтому начать надо мне... Гобердизе, вы готовы?
— Так точно, товарищ старший лейтенант!
— Отставить. Первым спускаюсь я. Вы пойдете на смену, если у меня ничего не выйдет.
Бочкарев снял плащ, остался в фуфайке и надел брезентовые рукавицы. Гоберидзе и старшина стали обвязывать его веревкой.
— Ветер сильный... Будет раскачивать... Если что, сразу сигнальте, — тихонько сказал Стародубцев.
Бочкарев не чувствовал ни страха, ни даже робости. Он понимал, что рискует, что правильнее было бы послать Гоберидзе, тот опытнее, вырос в горах, он же горы впервые увидел уже солдатом на афганской границе.
Ему не хотелось думать, что он будет делать внизу, раскачиваясь на веревке. «Действуйте по обстоятельствам» — вспомнил он слова, которые много раз говорил своим подчиненным. Теперь «по обстоятельствам» должен действовать он сам. Ну что ж, не боги горшки обжигают! Он решил что в верхней части скалы делать, конечно, нечего, надо сразу спускаться метров на тридцать и уже там постараться осмотреть каждую щель, каждый уступ. Мысленно он уже был там, внизу, уже шарил лучом фонаря по скользкой поверхности скалы, напрягая зрение до рези в глазах, и скорее по- чувствовал, чем услышал голос Гоберидзе.
— Можно начинать, товарищ старший лейтенант...
— Ветра опасайтесь, Василий Иванович, ветра... — Впервые за год совместной службы старшина назвал его по имени.
Начальник заставы как-то неестественно кивнул в ответ, подошел к обрыву, лег животом на край скалы и спустил в пустоту ногу. Правая нога, беспокойно шаря, нащупала опору. Он крепче вцепился руками в веревку и, преодолевая инстинктивный страх перед пустотой, откинулся, отбросил назад ставшее вдруг невероятно тяжелым тело" Первые несколько метров он еще мог перебирать ногами, упираться ими во что-то твердое, но потом этого твердого не стало, и он беспомощно повис в воздухе.
Ветер начал раскачивать Бочкарева сперва медленно, но чем длиннее становилась веревка, тем сильнее. Каждый раз, подлетая к скале, он ждал удара и съеживался. Попробовал ухватиться рукой за какой-то куст — не дотянулся, сжался в комок — размах качки уменьшился, но теперь его начало вращать, будто ввинчивать в воздух.
В детстве он так и не смог привыкнуть к качелям и не любил их. Другие его сверстники качались, визжали девчонки, стоя на краю взлетавшей в небо доски, а ему даже не хотелось смотреть на них. Сейчас у него тоже кружилась голова и становилось пусто в груди от подступившей слабости. Конечно, можно было дать сигнал — три короткие вспышки, но он отбросил даже самую мысль об этом, засветил фонарь и заставил себя заняться тем делом, ради которого он оказался здесь. Луч света описывал дугу, упирался то в пустоту воздуха, то в пятна лишайников, то в тоненький стволик какого-то деревца, умудрившегося расти на голых камнях. Людей не было.