Тайфун - страница 43

Наконец все гости расселись, и Хап вытолкнул Тана вперед. Тот от волнения и испуга еле стоял на ногах. Впервые в его доме было так много людей. Говорить он просто не мог, и тогда его заменил Хап.

— Многоуважаемые наши гости! Сегодня у нас с Таном самый счастливый день в жизни, — тут Хап замолчал и часто-часто заморгал, словно не в силах вынести нахлынувшее волнение. Потом вроде как оправился и, не вдаваясь в подробности, которые для него не имели никакого значения, продолжил: — И мы просим вас, дорогие гости, отведать нашего скромного угощения и присоединиться к нашей радости…

— Не надо скромничать! — загалдели вежливые гости.

Но тут Хап поднял руку и уже другим тоном добавил:

— А еще я рассчитываю в кругу старых друзей обсудить важные для нашей жизни вопросы.

После этих слов гости, как по команде, склонились над столом. Между тем Тан исчез на кухне. И тишину, воцарившуюся на мгновение во всех комнатах, нарушали только бульканье самогона, наливаемого в чашки, причмокивание и чавканье множества жадных ртов. Лишь после того, как гости немного утолили голод и жажду, началась застольная беседа. Гости принялись нахваливать угощение, сравнивая поданные им блюда с теми, что они вкушали в других домах. Самогон продолжал литься, общий разговор распался и превратился в обычный шум, в котором все чаще слышались голоса, выражавшие недовольство нынешними временами и трудностями. Говорили, что раньше легче было добыть деньги, заработать на жизнь. Потом перешли на личности: одного хвалили, другого ругали, разумеется, за глаза. Когда застолье только началось, можно было подумать, что за столом собрались одни родственники или близкие друзья, — так все были благожелательны друг к другу, внимательны и изысканно вежливы. Однако после нескольких чашек самогона эти родственники и друзья быстренько превратились в смертельных врагов, которые не то что за одним столом, на одной земле не могут ужиться. Обстановка заметно накалялась — взгляды стали настороженными, сосед ожидал от соседа какой-нибудь пакости и размышлял, как на нее ответить.

До поры до времени Хап умело гасил вспышки раздражения и ненависти. Тем не менее взрыв назревал и наконец произошел — поссорились церковные музыканты, которых Тан пригласил на пиршество для увеселения гостей.

По мере того, как пустел стол, гости понемногу расходились, и вскоре в доме, кроме хозяина, остались только Ням, Хап, Нгат и еще несколько человек. И началась деловая беседа.

Хап подмигнул Нгату, и тот подсел к Няму.

— Послушай, дружище! Вы уже собрали деньги на ремонт барабанов?

Деревенский староста был мертвецки пьян и, бессмысленно поглядев на собеседника, невнятно пробурчал:

— А что… барабаны? Барабаны как барабаны… обтянем… поиграем… всегда пожалуйста…

— Я не про то. Деньги собрали, я спрашиваю?

Старый Ням с трудом выпрямился.

— Полно у нас денег, но у тебя больше, ты богатенький. И чего ты волнуешься?

Нгат продолжал подзуживать пьяного:

— Слышишь, Ням! Собери-ка церковных музыкантов и ступай к административному комитету, сыграйте у них на дворе что-нибудь веселенькое, а то им жить скучно. Сделаешь?

При упоминании об административном комитете старик насторожился, но, поняв, что речь идет о чем-то веселом, переспросил:

— Комитет, говоришь, веселить? А зачем?

Нгат наклонился к Няму и прокричал ему на ухо, как глухому:

— Порадовать начальство музыкой, вот зачем! Ну так пойдешь?

Старик хитро прищурился и вдруг расплылся в ухмылке:

— А что? Почему не пойти? Это же наша власть, народная! Отчего не выразить им наше уважение?!

Он встал и, сильно шатаясь, побрел к выходу. Дочь, поджидавшая Няма в переулке, подхватила его под руки и повела домой, ворча, что, стоит папаше оказаться в гостях, так он непременно нахлещется допьяна.

После ухода Няма никто уже больше не шутил.

— Наверху недовольны нашей работой, — без обиняков заговорил Нгат. — Утверждают, что мы с вами стараемся плохо. Ничем не могли помешать во время уборки урожая, никак не воспрепятствовали тому, чтобы государство выполнило свои планы по закупке риса. Получается, что народ больше слушает их, а не нас, тянется за ними, а не за нами.