Тайга мятежников любит - страница 12

– А Семигин где? – пересчитала присутствующих Чеснокова.

– А бес бы знал, – пробормотал Максим, разливая по четвертой. – Видно, он не будет, видно, обманул… – создавалось удручающее впечатление, что обсуждение серьезных вещей перерастает в банальную пьянку и вероятный свальный грех: сомнительно, что Алла Микош уйдет сегодня домой (а провожать ее точно не хочется). Да и Генка с Чесноковой, занимавшиеся «этим делом» везде, кроме квартиры Максима, без боя не сдадутся. Он подмечал краем глаза, как Алла втихаря обозревает бескрайнюю гостиную, намечая, видимо, отправные точки. Спас положение нечесаный Семигин, заявившийся после пятой.

– Здра-авствуйте, дорогая редакция… – обрадовался Генка, – вот они, дятлы пера и облитой цикорием клавиатуры… Манерку из серванта захвати и падай куда-нибудь, мы подвинемся.

Алла попробовала привстать, чтобы подвинуться, но шатнулась и передумала. Спиртное как-то странно действует на дам, превращая их в красных девиц. Практически в индианок.

– Не ожидал, – признался Семигин. – С кем я связался, как мне стыдно! – после этого он неприхотливо примостился на подлокотнике, засадил увесистую штрафную и невзначай погрузил нос в декольте Чесноковой.

– Но-но, – сказал Генка.

– Нравится? – живо поинтересовалась Чеснокова.

– А толку? – пожал плечами Семигин. – Ты мечта, Чеснокова, а нормальная мечта должна быть недосягаема. Нас с тобой разделяют имущественные, нравственные и социальные барьеры. Долой Шуйских, одним словом.

– Но-но, – повторил Генка.

– Но дело в другом, – тоном заговорщика сказал Семигин. – Есть идея, коллеги. За полтора дня мы можем решить задачу, поставленную Загорским, ни на йоту не отступить от условия и вознести себя в его глазах, то есть облегчить себе жизнь на оставшиеся два года отсидки.

– Надо выпить, – обрадовался Генка, хватаясь за бутылку.

– Выкладывай, – повелел Максим.

– Я работаю в редакции «Сибирского вестника» уже третий год, – сообщил Семигин с таким видом, словно раскрывал тайну старого пирата. – Пью чай по три часа в день, флиртую с девчонками и левой ногой царапаю заметки. Временами правлю бездарные и безграмотные сочинения. Дело было под Новый год. Вызвал лично Гундохин – главный редактор – и сунул пухлую рукопись, отпечатанную на «ундервуде». Дескать, пришел в редакцию старенький дедушка и передал мемуары отца, который имел славную боевую биографию. Лично перепечатывал мемуары и даже пытался что-то править. Лучше бы не пытался, грамотей… – Семигин потянулся к салу и чуть не грохнулся с кресла вместе с Чесноковой. – Прости, красавица… Подай-ка мне вон тот отрезанный ломоть… Так вот. Гундохину хотелось материала по Гражданской войне, приуроченного к восьмидесятилетию разгрома последнего забайкальского бандита атамана Кочеткова. И сунул мне этот манускрипт – дескать, приведи в божий вид, ты же у нас одаренный, страдаешь словарным запасом. А мы тебе заплатим. Я дома посмотрел – мать честная! Ошибка на ошибке, про литературные способности сочинителя просто молчу – там не редактировать, а заново писать надо! Времени уйдет прорва, а расценки построчно, и хоть ты тресни, больше не дадут, даже если догонят. А на подходе Новый год, зимняя сессия… Ну и подумал я – на кой мне это счастье? Вернул Гундохину, на стол бросил, дескать, ищите другого идиота. Правда, перед сном внимательно прочел…

– Зачем? – простодушно спросила Алла.

– Так интересно же! – вскричал Семигин. – Без балды, ребята, сами по себе мемуары очень интересные. Папаша этого старого неуча Воропаева – а он и сам, естественно, Воропаев – окончил школу прапорщиков в Иркутске, весной восемнадцатого еле выжил, когда на город свалилась советская власть, отступил с саперным батальоном к Байкалу, а потом, когда из Верхнеудинска прибыло чешское подкрепление, вышвыривал красных из города. Все этапы боевой биографии расписаны подробно и со смаком. Производство в поручики. Стычки с красными в Забайкалье, выдавливание этих бандюков из Сибири, наступление на Волгу в рядах колчаковских войск, оборона Омска, разгром Тухачевского в двадцатом, снова Забайкалье – штаб барона Унгерна – еще союзника Колчака, беготня за буйными Семеновым и Анненковым, вторжение 12-го кавалерийского полка в Монголию – с целью добыть скальп барона Унгерна – уже не союзника, а Дракулы местного разлива… Восемнадцатый год описан очень подробно – как раз то, что нам нужно.