Тайна апостола Иакова - страница 10

Вместе с тем комиссар должен был признать, что, несмотря ни на что, день начался не так уж плохо. Гораздо лучше, чем такой же торжественный день ровно год назад. Сегодня, вопреки его опасениям, Эулохия, любимая женщина комиссара, встала в великолепном, правда, слегка возбужденном расположении духа. У нее был день рождения.

— Еще один! — пробормотала она себе под нос, но достаточно громко для того, чтобы он услышал ее и переспросил:

— Еще один что?

Однако, вопреки ее ожиданиям, он не стал ничего переспрашивать, а вместо этого радостно произнес:

— Поздравляю, родная.

Тогда она пошла в душ, напевая мелодию, показавшуюся комиссару несколько экзотической. Что-то о Карибах. Мелодия была слащавой и время от времени прорывалась сквозь довольные пофыркивания, с которыми Эулохия подставляла лицо под поток горячей воды, и легкие постанывания, сопровождавшие упражнения по растягиванию мышц, коим она имела обыкновение предаваться под струей воды, изливающейся из душевой насадки, напоминающей что угодно, но только не телефонную трубку; пожалуй, сравнение с насадкой огромной лейки было бы здесь более уместным.

Затем, немного побродив по комнате в полуголом виде, завернувшись в махровое полотенце, Эулохия оделась и собралась выйти на улицу.

Когда она уже взялась за ручку двери, Андрес напомнил ей, что она не позавтракала, и услышал в ответ:

— Вернусь через пару часов, и тогда вместе позавтракаем. Вот увидишь, тебе понравится.

— Буду ждать тебя в конторе! — успел крикнуть Андрес Салорио, когда она уже закрывала дверь, не уверенный, что его расслышали.

Спустя четверть часа комиссар подходил к месту своей службы. Да, была суббота, но ведь он был ответственным чиновником, и ему нравилось подавать пример подчиненным. Там, в своем кабинете он будет терпеливо ждать звонка Эулохии, а тем временем займется чтением газет и работой с документами.

О безобразии, которое сын Эулохии устроил в университетской библиотеке, он узнал, едва усевшись за стол.

Поборов первый спонтанный порыв, он решил, что сначала следует ознакомиться с прессой и только потом звонить полномочному представителю центрального правительства. Спустя десять минут после принятия столь трудного решения он с головой ушел в выполнение первой из поставленных задач, начисто забыв о второй. К тому же первая задача заняла у него несколько больше времени, чем он рассчитывал.

Двух часов, которые дала сама себе Эулохия, ей не понадобились. Она справилась с намеченными задачами за сорок пять минут.

Не успел комиссар просмотреть даже двух газет, как она стремительно ворвалась в полицейское управление, радостно, с улыбкой на лице поприветствовав агентов, охранявших вход в здание. И тут же взлетела на второй этаж, где располагались кабинеты начальства.

Аккуратно прикрыв дверь кабинета Андреса, Эулохия извлекла из сумки две банки черной икры (иранского происхождения, из Каспийского моря, маркирована тремя нулями) и поставила их на стол.

Затем вытащила из сумки две ложечки, одну — пластмассовую, другую — серебряную. Комиссару протянула пластмассовую, а себе взяла изысканную серебряную и, вооружившись ею словно копьем, приготовилась вонзить ее в содержимое банки, чтобы, несмотря на неурочное время, приступить к завтраку.

Комиссар, конечно, обратил внимание на то, что ложечка в руке Эулохии — та самая, которую он подарил ей по случаю прошлого дня рождения, но не успел ничего сказать. Она его опередила, произнеся с улыбкой:

— Давай открывай, мне не по силам.

Андрес Салорио повиновался. Вскрывая банки, он убедился в том, что они еще сохраняют температуру холодильной камеры. Увидев непонятные черные буквы на этикетке, он с некоторым беспокойством поинтересовался стоимостью баночек, подозревая, что вряд ли они сильно подешевели за последнее время, скорее наоборот.

— Семьсот пятьдесят евро каждая!

Именно такую сумму назвала Эулохия, и при этом ни один мускул не дрогнул на ее лице, овал которого, по мнению ее любовника, являл собой истинное совершенство.

Итак, она произнесла сию немыслимую сумму, не проявляя внешне никаких эмоций, но, вне всякого сомнения, внутренне торжествуя. А потом подняла ложечку и поднесла ее к самому носу своего любимого, так что ему даже пришлось отпрянуть.