Тайна банкира. Красная мантия - страница 21

стр.

Наконец, наступила желанная минута, и Виолетта была введена в кабинет мистрисс Тревор. Последняя, в богатом неглиже, с веером в руках, лежала, растянувшись на изящной кушетке. Подле нее на маленьком столике стояли: бутылка с духами и чашка шоколада. Обе дочери ее стояли у окна и рассеянно смотрели в парк.

Как только Виолетта вошла, дрожа от волнения, мистрисс Тревор не могла удержаться от крика удивления.

— Какое прекрасное лицо! — воскликнула она. — Милая Теодорина, милая Анастасия, — обратилась она к дочерям своим, — видели ли вы что-нибудь прелестнее этого?

Виолетта и не подозревала даже, что это восклицание относилось к ней, она подошла к даме и сказала ей робко: — Мистрисс были столь добры, что позвали меня к себе?».

— Да, моя милая, я звала вас и очарована вами. Я люблю, чтобы все окружающее меня было прекрасно, как-то: мои комнаты, цветы, моя фаянсовая посуда, и вы прекрасны. Красота сделалась для меня так же необходима, как воздух, которым я дышу. Я уверена, что мы сойдемся с вами. Милая Анастасия, не находишь ли ты, что есть сходство между мисс… мисс…

— Вестфорд, — дополнила Виолетта.

— Мисс Вестфорд и мною? В форме носов, например. Форма носа мисс Вестфорд та самая, которую покойный отец ваш называл чисто греческим типом. Я вперед уверена, моя милая, что вы мне понравитесь. Вы ведь играете на фортепиано и также можете петь?

— О, да, мистрисс!

Мистрисс Тревор указала рукою, на коей блестели драгоценные камни, на открытый инструмент.

— Доставьте нам удовольствие послушать вас! — сказала она.

Виолетта села за фортепиано и после коротких прелюдий, которые вполне доказывали на сколько развит в ее тоненьких пальчиках механизм, спела итальянскую арию, в которой очень выгодно выказался ее голос.

— Отлично! — воскликнула мистрисс Тревор, — вы ведь также умеете рисовать?

Виолетта открыла свой портфель и вынула из него несколько рисунков.

— Прекрасно, — сказала мистрисс Тревор, бросив на них небрежный взгляд, — и вы, конечно, говорите по-французски, немецки, и итальянски, ибо я в своей публикации требовала этих познаний?

Виолетта ответила, что в совершенстве владеет этими тремя языками.

— И рекомендация о вас, надеюсь, хороша?

— Вы можете узнать обо мне у мистера Мортона, священника того округа, в котором я жила при жизни моего отца.

— Очень хорошо! — сказала пышная вдова, между тем как Виолетта передавала ей адрес духовника своего в Гампшире. — Я сегодня еще напишу к нему и нисколько не сомневаюсь в том, что ответ будет удовлетворительный. Итак, мы можем сейчас же покончить. Сегодня среда, ответ мистера Мортона я могу получить в пятницу, а на будущей неделе в понедельник вы уже можете прийти начать ваши занятия с моими дочерьми. До свидания! Позвони, Анастасия.

Виолетта подошла было к дверям, но нерешительно остановилась.

— Остается еще один вопрос, мистрисс, — робко сказала она, — какая плата?

— Да, да! — воскликнула мистрисс Тревор, — в самом деле, я и забыла! Вы хотите условиться насчет платы? Совершенно верно. Плату, мисс Вестфорд, я назначаю по десяти шиллингов в неделю.

— И сколько уроков? — спросила Виолетта.

— Начиная каждый день с девяти часов утра, до двух пополудни, чтобы дать вам время спокойно обедать со своим семейством, — сказала мистрисс Тревор, снисходительно улыбаясь.

От девяти часов утра до двух пополудни за десять шиллингов или четыре пенса в неделю! Виолетта вздохнула, вспомнив цену, которую платили ее учителям, и время и труд, потраченные на ее образование.

— Может быть, вам мои условия не нравятся? — сказала кроткая мистрисс Тревор резким тоном.

— О, нет мистрисс, я вполне довольна.

— И вы принимаете их?

— Да, мистрисс.

— В таком случае я полагаюсь на вас и вы можете начать уже с понедельника, конечно, с тем условием, что ответ мистера Мортона будет удовлетворительным.

— Я не боюсь противного, мистрисс, прощайте.

Почти счастливая вышла Виолетта из кабинета знатной дамы, ибо десять шиллингов были по крайней мере достаточны на то, чтобы предохранить себя и семейство свое от голодной смерти. Десять шиллингов в неделю были предложены образованной учительнице и вдобавок госпожою Тревор, которая платила, не колеблясь, пять фунтов стерлингов за фаянсовую чашку! Торжествуя, последняя обратилась к своей старшей дочери и сказала: