Тайна двух сфинксов - страница 12

Подходя к станции, Виктор Петрович неожиданно вновь расхохотался и, взяв Андрея за пуговицу, спросил:

— Нет, это ты серьезно насчет мумии?

— Конечно, шутя, а вот о сердце вполне серьезно.

— Не сердись, Андрей, но не верю я в это, не верю.

— Это как тебе угодно. И хотя я назвал тебя мечтателем, ты, видимо, не понимаешь, не способен понять, что мечта и действительность идут рука об руку.

Прошел почти год… Виктор Петрович был очень загружен своими обязанностями преподавателя в университете и только месяц назад смог вернуться к исследовательской работе. Он почти не выходил из музея, где в странном саркофаге из эбенового дерева лежала безыменная мумия. И вот сегодня, когда расшифровка древнего папируса приблизилась к концу, наконец, решил выйти побродить по городу.

В сквере около театра не было ни одной свободной скамейки, и он несколько минут ходил, разыскивая себе место. Почему-то ему хотелось посидеть именно тут. Он устал от одиночества среди реликвий древнего Египта, и даже, если говорить по совести, ему немного надоела эта мумия, так долго занимавшая его воображение. Хотелось видеть людей, их лица, слышать говор толпы, шум большого города.

Напротив сидели и весело смеялись две девушки, очевидно студентки, и Виктор Петрович вдруг вспомнил, что уже три дня не был в парикмахерской. Ему стало неловко и подумалось, что девушки смеются над ним. Чтобы скрыть неловкость, он стал бесцельно шарить по карманам и услышал легкий хруст бумаги, лежащей во внутреннем кармане пиджака. И воображение вновь перенесло его в далекое прошлое.

Налетел веселый весенний ветерок, поднял облачко пыли на садовой дорожке… А Виктор Петрович видел иное. Перед его глазами — выжженная солнцем земля. Уже много дней дует хамсин — палящий ветер пустыни Сахары. Дует день за днем, поднимает тучи мельчайшей пыли, она покрывает сплошным слоем растения, постройки, одежду людей. В это время года, почти на два месяца, вплоть до нового разлива Нила, замирает жизнь в древнем Египте. Лишь чиновники — неутомимые и вездесущие сборщики податей — рыскают из селения в селение. Каждая вторая корзина урожая должна быть сдана в казну. И горе тому, кто не заплатит подати. Его хватают, кладут на землю и долго бьют плетьми и палками, потом связанного бросают в канаву. «Его жена и дети связаны перед ним; его соседи бросают все и бегут…»

На раны несчастного оседает пыль, поднятая ветром пустыни, но никто не поможет ему. Ведь фараону нужно много богатств — он строит себе новую столицу.

Летят, закручиваются, уносятся в небо пылевые вихри. Солнце висит во мгле, словно бубен из красной кожи гиппопотама. И уже с другой стороны доносятся глухие удары палок, свист плетей, отчаянные вопли истязуемых. «И оторви землепашца от труда его, и пусть он работает больше, чем могут сделать его руки…»

Ведь фараон строит новую столицу — ему нужно много, очень много рабочих.

Но что за странная процессия движется по дороге? Впереди идут чиновник и жрец. Одежды их покрыты пылью, лица грязны, — эти люди идут издалека. В тесном кольце вооруженных воинов бредут полуголые рабы, на их плечах закрытые пологом носилки. Кто из знатных отважился путешествовать в это время года?

Много таких процессий идет по дорогам из Долины Царей. В каждой процессии закрытые носилки. На носилках тяжелые саркофаги, а внутри мумии фараонов. Их погребения были разграблены в разное время, и теперь мумии переносят в новые гробницы, в месяц ветра и бурь, чтобы как можно меньше людей знало о втором посмертном путешествии властителей Египта.

Странные процессии собираются возле дикого безлюдного ущелья. Отсюда отпускают чиновников, надсмотрщиков за рабами. Остаются только воины и рабы-носильщики. Дальше их поведут двое: жрец бога Амона и человек, на пальце которого сверкает перстень самого фараона — знак неограниченной власти.

Когда солнце село за горы, обступившие ущелье, вспыхнули кровавым пламенем смоляные факелы. Длинная процессия тронулась в дальнейший путь.