Тайна двух сфинксов - страница 19

А Сушоу стояла над убитым ею, молча кусала губы и не могла отвести глаз от горячей раны на шее, чуть выше ключицы.

И наклонился повелитель над другом, который готов был отойти в вечную жизнь, в царство Озириса. В последнюю минуту земной жизни дало небо сознание Мересу, и сказал он великому: — «Отомсти… убийце, друг и повелитель мой… Сушоу…», — и не хватило дыхания в груди Мересу для последних слов, и отошел он в вечность, чтобы соединиться с Солнцем.

Тогда повелел фараон связать Сушоу кожаными ремнями, и заковать цепями медными, и надеть на ее ноги оковы и четыре кольца.

Но не успели выполнить повеление великого. С криком рванулась Сушоу из рук стражи, как легкая серна, прыгнула к высокому балкону храма и, бросившись вниз, разбилась о камни.

Построили для Мересу каменную гробницу посреди гробниц фараонов. Каменщики, которые строят гробницы, разметили ее основание; начальники живописцев ее расписали. Все вещи, которые ставят в склеп, были исполнены для нее.

Были назначены для Мересу заупокойные жрецы и сделан для него погребальный сад и поля в нем, как это делают для фараонов. Его статуя была обложена золотом и саркофаг в образе лежащего льва тоже. Все исполнено по желанию Эхнатона Великого — властителя Верхнего и Нижнего Египта. Закончено от начала до конца, как было повелено».

Нина смотрела прямо в рот Виктору Петровичу.

— Почему же девушка убила его? — спросила она, когда Виктор Петрович кончил читать.

— Этого, Ниночка, никто не знает и, к сожалению, не узнает никогда. Это, так сказать, тайна династии.

На черной полированной крышке рояля в комнате Нины лежат стопкой научные журналы в строгих, корректных обложках.

Журналы эти появились здесь совсем недавно и выглядели весьма странно в соседстве с беспорядочным ворохом нот, украшенных затейливыми завитками, точь-в-точь такими же, что покрывали обложки нот у наших прабабушек, игравших на клавесинах.

Внезапное увлечение Нины наукой, конечно, было не случайным, и Наталья Павловна каждый раз, когда видела в руках дочери научный журнал, тихонько посмеивалась. А Нина нервничала, должно быть потому, что никак не могла осилить этих журналов. Научная терминология ей определенно не давалась, а строгая логика и однообразный стиль научных статей наваливались на сознание тяжелым непривычным грузом и навевали дремотное состояние.

Вот и теперь она сидит возле открытого окна, держит в руках нераскрытый журнал, а нетронутая стопка журналов на рояле напоминает ей о ее беспомощности и ограниченности.

«Да, да, ограниченности, — с безжалостной строгостью к самой себе думает Нина. — Вероятно, я не совсем полноценный человек. Можно ли не интересоваться тем, что увлекает в наши дни всех!» Она каждый день слышит, как люди рассказывают в трамваях и автобусах о новых победах советской науки, со знанием дела спорят о малопонятных для нее технических деталях, связанных с полетами космических кораблей, об использовании электронных машин, о проблемах продления жизни человека. А вот она не может прочесть нескольких статей в научных журналах, которые ей принес Виктор Петрович. Милый… милый Виктор Петрович! Он так заботится о ней в эти длинные дни, когда Андрей опять и, видимо, надолго заперся в своей лаборатории. Виктор Петрович даже сопровождает ее на симфонические концерты в филармонию и делает вид, что получает от этого большое удовольствие, хотя она-то хорошо знает, как ему скучно.

Уже дважды Виктор Петрович приглашал ее в музей, где работает, и с увлечением рассказывал о памятниках древнего Египта, об обычаях египтян и о фараонах каждой из тридцати одной династии, запомнить имена которых не было никакой возможности. Нина осматривала почерневшие останки мумий в саркофагах, позеленевшую от времени бронзу древнего оружия, ритуальные фигурки из дерева, камня и металла и тоже делала вид, что все это ее очень занимает. Впрочем, Виктор Петрович показывал иногда действительно очень интересные вещи. Он дал ей подержать в руках обрывок папируса с иероглифами, нарисованными красками, все еще не потерявшими своей яркости. Нина помнит холодок, пробежавший по ее телу, когда она узнала, что держит в руках письмо, написанное человеком, жившим более трех тысяч лет тому назад.