Тайна - страница 2

  Да и рассказывать-то особо не о чем. Рабочая рутина - она везде рабочая рутина. Она увлекает тебя лишь в самом начале, когда в тебе ещё много молодецкого огня и задора, а с возрастом она наоборот отупляет.

  Разумеется, с виду наша шарашка изо всех сил старалась не выглядеть секретным оборонным объектом. У входа на главную проходную даже висела вполне безобидная вывеска, скажем условно: "НИИ Тыр-пыр и сто дыр". Чисто внешне это была парочка уныло-серых четырёхэтажных корпусов с грязноватыми стёклами и ещё несколько корпусов поменьше и погрязнее, разбросанных по пространству, размером со стадион "Динамо".

  Оба главных корпуса соединялись общим двором. Второй корпус был самым секретным и закрытым, в нём имелась собственная проходная со своими вахтёрами. Кто попало туда пройти не мог. Очевидно, по задумке создателей, гипотетический вражеский шпион, устроившийся, допустим, слесарем, заявился бы выведать все секреты, а его бы просто не пустили на порог, мол, тут у нас директор, администрация, техническая библиотека и посторонним сюда нельзя.

  Мне трудно судить насколько все эти меры предосторожности были действенны. На мой взгляд, самой надёжной мерой безопасности являлся режим и внутреннее устройство. Второй корпус состоял по сути из двух взаимно не пересекающихся частей. Директор, администрация, библиотека и прочее - всё это действительно здесь было, в НАЗЕМНОЙ части. Но кроме неё было ещё несколько ПОДЗЕМНЫХ этажей и всё интересное происходило именно там. График работы обеих частей был разнесён на час, чтобы сотрудники не пересекались в вестибюле и на проходной. Сперва, к восьми утра приходили сотрудники наземной половины и поднимались на лифте наверх. Затем являлся лифтёр, открывал спецключом панель и переводил большой красный тумблер в нижнее положение. Теперь лифт мог следовать только вниз, на нижние этажи, если нажимать те же кнопки. К девяти часам приходили нижние сотрудники, лифтёр отвозил их вниз и затем возвращал тумблер в прежнее положение. До конца смены нижние сотрудники оставались заперты внизу, покидать в рабочее время своё место им было запрещено.

  Был ещё другой лифт, маленький, грузовой, на нём нижним сотрудникам спускали из столовой обеды.

  Любопытно, что там, где я сейчас работаю и живу, примерно такая же секретность и такие же меры безопасности. Кое-кого из моих коллег это напрягает, а вот я чувствую себя привычно, как рыба в воде.

  Помимо двух главных корпусов, как я уже сказал, предприятие располагало небольшими производственными цехами, складами, гаражом, какими-то сараями и ангарами непонятного назначения. Если смотреть сверху, эти постройки окружали свободное место, оставленное пустым. Вернее, на нём был разбит сквер с торчащим посреди него памятным обелиском. Во время войны с шарашки ушло на фронт (несмотря на "бронь") много добровольцев. Почти все героически погибли в сражениях. В их честь был установлен памятный обелиск, на котором все погибшие перечислялись поимённо. У подножия обелиска всегда лежали цветы - кто-то неустанно этим занимался...

  Распорядок дня у нас был стандартным: с девяти до часу работа, затем обеденный перерыв и с двух до шести снова работа. Опаздывать было нельзя, за опоздания дрючили. Причём опозданием считалось не только прийти позже девяти, но и ровно в девять. Приходить надо было хотя бы минут за пятнадцать, а лучше за полчаса. На самом деле это было нетрудно, даже в условиях отсутствия общественного транспорта. Посёлок был невелик и из любого его конца до шарашки можно было спокойно дойти пешком за несколько минут. Вот все и ходили пешком - здесь это называлось "растрясти жир"; я и впрямь не встречал в шарашке ни одной жирной туши.

  Как только мы приехали, нам на двоих выделили одну квартиру на окраине Энска. Сразу за нашим домом начинались уже приусадебные хозяйства. Если летом выйти на балкон, глазам открывался вид зелёных цветущих садов и огородов. Многие держали коз, коров и, естественно, кур. По утрам нас будили петухи - как в деревне. В магазинчиках и на стихийном базаре продавались только натуральные продукты. Сложно представить, но мы с Женькой питались в Энске лучше, чем в Москве.