Тайна - страница 30

Зузка неслышно, на цыпочках, подошла к двери котельной и неожиданно споткнулась о какой-то предмет, невидимый в полутьме подвала. Вот тебе и сюрприз!

Отец стремительно выбежал из котельной и остановился как вкопанный, увидев дочь.

— Ты здесь зачем? — крикнул он, бледнея от гнева. — Почему крадешься, как вор? Убирайся отсюда!

Зузка обмерла от страха. Ни разу отец так не кричал на нее, даже когда она действительно бывала виновата. На рождестве, например, она разбила фарфоровую чашку, но отец нисколько не сердился — он только нахмурил брови и велел ей убрать осколки.

Хорошо еще, что другой механик, возившийся у котла, в этот момент повернулся к ним спиной. По крайней мере, он не видел, как Зузка покраснела.

— Я иду к тете, — сказала она, дрожа от пережитого оскорбления. — За пальто.

— Ну, беги, да поживей возвращайся, — сказал отец более мирным тоном.

— До свиданья! — уже с лестницы крикнула смертельно обиженная Зузка.

Она не поцеловала отца, надеясь, что он сам окликнет ее: ведь она тотчас бы простила его! Но отец ничего не сказал, ни единого словечка.

Зузку душили слезы. Родители не любят ее, хотя она ни в чем перед ними не провинилась. За что же такая несправедливость? Другие девочки ведут себя намного хуже. Вот взять, к примеру. Маню, дочь кондитера. Она крадет дома конфеты и угощает ими Иожо. Маня и Иожо ходят вместе, а когда станут взрослыми, поженятся. Может быть, лучше родиться дочерью кондитера, чем дочерью механика? Нет, Зузка ни за что бы не согласилась иметь другого отца, хоть он и кричит на нее без причины.

Зузка никогда не считала Маню своей подругой. Но однажды Маня дала Зузке пять крон и попросила купить в их кондитерской конфет. Маня с Иожо поджидали ее в воротах, а Зузка отправилась исполнять поручение. Маня велела взять шоколадное драже — оно самое легкое и в ста граммах его больше, чем других конфет. И еще Маня сказала, что покупать сладости надо только в их магазине, потому что они самые лучшие, а к тому же и деньги останутся в кассе. Ведь так или иначе, все равно они отцовские. Потом она дала Зузке две самые маленькие шоколадные горошинки и убежала.

Когда Зузка рассказала об этом дома, мать запретила ей дружить с Маней: ведь ясно было, что Маня стащила деньги у своих родителей. Конечно, Зузкины родители не хотели бы иметь такую дочь, как Маня. А Зузку они не ценят, потому что она для них слишком хороша, с горечью рассуждала про себя девочка.

Возле аптеки сидела старуха с попугаем на плече, на коленях у нее в большой коробке из-под сигарет лежали крошечные конвертики. На каждом была надпись: «Счастье. Один пакет — одна крона».

Зузка, увидев попугая, сразу догадалась, в чем дело.

Конечно, попугай вытащит для Зузки именно то, что ей нужно.

— Что я смогу выиграть? — спросила она, притворяясь, будто это ей совершенно безразлично.

— Счастье, — кисло ответила старуха и зевнула.

Искушение было велико. Зузка достала из кармана крону. Попугай уставился на Зузку своими круглыми, как бусинки, глазками. Ах, если бы он вытащил для нее сердечко с цепочкой, такое, как у Евы, которая учится в одном классе с Зузкой! Ева всегда играет этим сердечком. Однажды цепочка разорвалась, и сердечко куда-то закатилось. Девочки искали его, весь пол облазили, а сама Ева все время плакала, но даже пальцем не пошевельнула, чтобы найти его. Потом Катька отыскала сердечко и отдала Еве.

Зузка протянула старухе монету. Откинув полу своего пальто, старуха сунула монету в грязный мешочек, висевший у нее на боку, потом посадила попугая на левую ладонь и покружила его над коробкой. Зузка с волнением следила за каждым движением старухи, стараясь думать только о сердечке и цепочке. Птица прыгнула на коробку и взяла в клюв один из пакетиков.

Дрожащими пальцами Зузка вскрыла пакетик. В нем оказались семена неизвестного растения.

— Что это такое? — разочарованно спросила Зузка.

— Счастье. Лечит от боли в спине и отгоняет дурные сны, — невозмутимо ответила старуха.

— Я хотела вытянуть цепочку. А такое счастье мне не нужно, — надулась девочка.

— Отдай кому-нибудь. Подарить счастье — доброе дело, — прошамкала старуха.