Тайна гибели Марины Цветаевой - страница 6
После свадьбы Марина и Сергей решают отправиться в свадебное путешествие по Европе. Это, конечно, «неправильно» — Сергею надо готовиться к экзаменам за гимназический курс. Но так хочется побыть вдвоем — как ни хорошо и весело в «обор-мотнике», там они живут вместе с сестрами Сережи. Да и возможно ли вообще «наслаждаться — университетом, когда есть Италия, Испания, море, весна, золотые поля<…> Мир очень велик, жизнь безумно коротка<…> Я, право, считаю себя достойной всей красоты мира…» И в том же письме: «Это (т. е. заграничное путешествие. — Л.П.) решено».
Они побывали и в Италии, и во Франции, и в Германии, увидели «всю красоту» как мира европейской природы, так и мира искусства — готические соборы, музеи, театры… Не только Сергей, но и Марина в это время, очевидно, не пишет ничего, кроме писем. (Впрочем, может быть, что-то до нас не дошло, но наверняка немного.)
Слабый здоровьем, Сергей и во время свадебного путешествия умудрился поболеть. Его письма к сестрам резко отличаются от писем Марины — бодрых, радостных. И Франция-то ему не нравится, и итальянцы. Он видит какие-то чудные, страшноватые сны. И на душе тоска… от того, что никак не может понять, чего же ему больше хочется: побыть еще в Европе или возвращаться в Россию.
Они вернулись в начале мая 1912 года — к открытию Музея изящных искусств — детищу Ивана Владимировича Цветаева. А в сентябре у молодых супругов родился первенец — дочь Ариадна. Имя выбрала Марина, по собственному признанию, «от романтизма и высокомерия». Несмотря на протесты мужа (он любил русские имена), отца (любившего имена простые), друзей (считавших, что это «салон-но»). «Ариадна! — Ведь это ответственно», — говорили близкие. «Именно потому», — отвечала Цветаева. И в вопросах воспитания она всегда будет настаивать на своем, редко считаясь с мнением мужа, хотя он любил дочь не меньше жены.
Первые годы брака — самые счастливые в их совместной жизни. Об этом говорят и стихи, и письма. Цветаева восхищается мужем, воспевает его красоту («…огромные глаза цвета моря», «аквамарин и хризопраз / Сине-зеленых, серо-синих, /Всегда полузакрытых глаз», «жест царевича и льва»). Сравнение со львом не случайно. Лев — символ царственности и силы — прозвище, данное Мариной мужу, в котором она видит олицетворение всех мужских качеств: мужественности, жертвенности, благородства. («Вашего полка — драгун, / Декабристы и версальцы».)
Всегда откровенная в стихах, Цветаева не устает говорить о своем счастье:
Цветаева свято верила, что все сказанное в стихах сбывается. (Недоумевала, как это Ахматова могла позволить себе такие строчки: «Отними и ребенка, и друга, / И таинственный песенный дар».) Как же она сама могла написать такое? Упоенная собственным счастьем, не думала, что «роковые времена» когда-нибудь настанут? Через три недели в Сараеве убьют наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда и начнется Первая мировая война, которая не обойдет и Сергея Эфрона. «Плаха» его ждет еще не скоро, но сказанное в горделивых и радостных стихах в счастливые дни молодости сбудется самым страшным образом… Увы, поэт часто оказывается пророком.
О том, что стихотворение «Да, я, пожалуй, странный человек…» не «литература», а ее подлинные чувства, ее стихотворный «дневник» («Мои стихи — дневник», — утверждала сама Цветаева), свидетельствует и запись о муже в «настоящем» дневнике, сделанная буквально за несколько дней до появления стихотворения. Слова, которые, возможно, послужили прозаическим «подстрочником» — «Красавец. Громадный рост; стройная, хрупкая фигура; руки со старинной гравюры; длинное, узкое ярко-бледное лицо, на к<отор>ом горят и сияют огромные глаза — не то зеленые, не то серые, не то синие, — и зеленые, и серые, и синие. Крупный изогнутый рот. Лицо единственное и незабвенное под волной темных, с темно-золотым отливом, пышных, густых волос. Я не сказала о крутом, высоком, ослепительно-белом лбе, в к<отор>ом сосредоточились весь ум и все благородство мира, к<а>к в глазах — вся грусть.