Тайна и кровь - страница 6

стр.

— Кто там?

— Отворите! Дежурный из милиции…

Слышу звяк цепочки, поворот ключа, дверь открывается. Со стучащим сердцем смотрю: предо мной — молодая женщина в пеньюаре. Захлопываю за собой дверь, наклоняюсь к ее уху и быстро:

— Молчите, не бойтесь! Успокойтесь!

И затем сразу:

— Адмирал дома?

У женщины — испуганные глаза, ее руки дрожат, тяжело поднимается грудь, раздвигая кружева разреза. Пресекающимся голосом, вот-вот готовая упасть в обморок, она отвечает:

— Его здесь нет.

— Укажите его комнату!

— Вот!

Вхожу. Темно.

— Зажгите свет!

Она поворачивает выключатель. Тогда я закрываю комнату и беру ее за руку. Она вздрагивает. Ее взгляд, как у помешанной, она отклоняется назад. Я раздражаюсь:

— Да поймите же наконец, что я пришел вас предупредить. Чрез полчаса у вас будет обыск. Ясно? И приду с нарядом милиции я. Сейчас же уничтожьте все бумаги! Если адмирал дома, пусть сейчас же скроется!

— Его нет!

Она говорит эти слова, а я вижу, чувствую, ощущаю, что она не доверяет и мне, верит и не верит, хочет и не может, а ее лицо то вспыхивает ярким румянцем, то бледнеет почти смертельно, и в глазах все то же — оскорбительный и радостный вопрос:

— Друг или предатель, погубить или спасет?

Тогда я беру ее руку, подношу к губам и говорю еще раз:

— Успокойтесь и благодарите Бога!

И она сразу успокаивается. Когда она открывает мне наружную дверь, ее губы тихо шепчут:

— Спасибо, спасибо!

Ее голова чуть-чуть откинулась назад, она стыдливо закрывает обнажившийся верх груди, ее лицо озаряется улыбкой, в эту минуту она кажется восхитительной, счастливой и такой покорной в своей признательности, как может быть только спасенная женщина.

Бегу в участок, в душе — сомнения и тревога: не проснулись ли, не замечено ли мое отсутствие? Но — ничего! Все спят. Я сажусь за стол. Мне надо выждать, пока в доме адмирала приготовятся к моему обыску. Я смотрю на часы: половина третьего. Я встаю, бужу людей, и мы идем. Дом окружен. Оглушительно звоним дворнику. Он медлит и когда, наконец, появляется, я кричу на него злым, начальническим голосом:

— Спите! этак и свою свободу проспите… Позвать председателя домового комитета!

Он приходит.

— Проведите в квартиру № 3… Покажите, где черный ход!

Снаружи, внизу лестницы, у парадных дверей, у входа в кухню я расставляю людей с винтовками.

— Никого не выпускать, а всех приходящих арестовывать!

Наконец, все сделано. Я снова с силой надавливаю кнопку звонка, я сильными ударами руки начинаю греметь в дверь и тотчас же слышу быстрые, легкие шаги. Нам отворяют тотчас же. В раме двери я вижу все ту же женщину с золотыми волосами. Она в том же пеньюаре, но теперь он застегнут наглухо. Быстрым взглядом я окидываю ее фигуру, ее лицо и замечаю только небольшое, еле зримое волнение.

— Милая, — говорю я мысленно и громко кричу:

— Здесь живет адмирал Н.? Извольте сейчас же предъявить его!

Женщина отвечает, как и тогда:

— Его нет.

Конечно, его теперь нет! О, конечно! Это я знаю лучше, чем она, но я продолжаю все тем же повелительным и грозным тоном:

— Ах, нет? Вы говорите: нет? Хорошо! Но если мы его найдем, и вы и он будете немедленно отправлены на Гороховую… поняли?

Я знаю, что в эту минуту женщина верит мне, она убеждена в том, что я играю, что мой голос и этот угрожающий тон и эти пугающие слова не предвещают никакой опасности, и все-таки она волнуется. Мне досадно на себя, мне хочется сказать вслух это слово: «милая», но я связан, в моей силе и власти я сейчас — самый беспомощный человек на свете, — и я продолжаю:

— Покажите его комнату! Приступить к обыску!

И вот мы обходим всю квартиру. Мы распахиваем шкапы, мы открываем ящики комодов, шарим в столе, перетряхиваем бумаги.

Нахмурив брови, важно откинув голову, я читаю какие-то глупые счета. Женщина следует за нами. Но вот она отстала, замешкалась в соседней комнате, и оттуда вдруг вырвался ее крик. Я бросаюсь туда и вижу, как она высвобождается из рук моего милицейского. И, развернувшись, со всей силой моей злобы, ненависти, накопившегося гнева и нечеловеческого презрения я ударяю по лицу мерзавца. При этом я кричу:

— Ты подрываешь советскую власть!