Тайна лесного браконьера - страница 4
Катя схватила фонарь и побежала к упавшему лесному великану.
— Внимание! — крикнула она. — Я поставлю фонарь повыше, и вы можете идти прямо на свет, как на маяк.
Я отмерил от кривого дерева положенные сорок три шага. Снова блеснула молния. Эрик и я строго придерживались заданных направлений, но молния ослепила нас, и мы столкнулись друг с другом.
— Стоп! Вот это и есть то место! — крикнул я. — Катя, иди сюда!
Катя поспешила к нам. Поставив фонарь на землю, мы начертили круг. Эрик взял лопату и вручил ее Очкарику. Гром прокатился над нашими головами. Когда он стих, Эрик торжественно произнес:
— Итак, я хотел бы сказать тебе, Очкарик, то, о чем ты еще не знаешь. Мы пока молчали, чтобы сделать тебе сюрприз… понимаешь! И я думаю, что ты… хм… будешь очень удивлен. А теперь начинай копать, да будь внимателен: ты можешь найти нечто удивительное, что будет наградой за твое изобретение. Соображаешь? А все ведь устроил Ким. Мы только помогали ему… Ну, начинай, парень!
В тот момент, когда Эрик кончил свою речь, хлынул дождь. Буквально за секунду мы промокли до нитки. Очкарик стоял с лопатой в руке, словно аршин проглотил. Лицо его приняло чертовски озадаченное выражение: он ничего не понимал. Возможно, наш изобретатель подумал, что мы его разыгрываем. Чтобы не показаться дураком, он сделал вид, что принимает правила игры: изобразил на своей физиономии широкую улыбку и вонзил лопату в землю.
Снова сверкнула молния, но на сей раз гром прогремел где-то в лесу. Я подумал о дяде и тетушке: как бы они не проснулись. Ведь тогда обнаружится, что я исчез, да еще в такую непогоду. Вот будет переполох!
А Очкарик прилежно орудовал лопатой. И, наконец, мы услышали, как она о что-то звякнула. Жестяная банка с тысячей крон была, следовательно, на месте.
Очкарик нагнулся и вытащил банку из земли.
— Так это лишь обыкновенная жестянка, — сказал он удивленно.
— А ну-ка сними крышку, — предложил я.
Очень осторожно, словно в банке находилась гремучая змея, Очкарик приоткрыл крышку. Он с подозрением вгляделся в наши лица: все побаивался, не разыгрываем ли мы его. Затем поднес банку поближе к свету и заглянул внутрь.
— Внутри пусто, — сказал он.
— Ч-ч-что? — едва выговорил Эрик. — Ну-ка погляди хорошенько!
Очкарик протянул мне жестяную банку. Как раз сверкнула молния, и в ее ярком свете я отчетливо увидел блестящее дно. Там действительно ничего не было.
— Очкарик прав, — медленно произнес я. — Банка совершенно пуста.
Дождь продолжал лить как из ведра. Через дырки в крыше внутрь хижины падали крупные, тяжелые капли. Мы сидели на земляном полу вокруг фонаря. Рядом с ним я поставил пустую банку. Все мы промокли насквозь, замерзли и упали духом.
— Послушайте, — начал вдруг Очкарик, — вы в самом деле положили тысячу крон в эту банку, прежде чем ее закопать? Я хочу сказать, что вы действительно не пытаетесь подшутить надо мной?
— Разве мы похожи на обманщиков? — вопросом на вопрос обиженно ответил Эрик. — Конечно же, мы сунули туда эту проклятую тысячу. Десять новеньких банкнот по сотне крон, которые Ким получил. Лучше бы он их оставил на счету в банке, чем класть в эту дурацкую банку!
— Ты сам согласился, что закопать деньги в землю — блестящая идея, — проворчал я.
— А теперь я так не считаю. Наоборот, это самое глупейшее дело из всех наших проектов. Денежки-то от нас уплыли. И не верится даже, что мы поймаем того типа, который их спер…
— Не заявить ли нам в полицию? — осторожно предложила Катя.
— Глупости говоришь, дурочка! — грубо отрезал Эрик.
— Придержи-ка язык! — крикнул я на него, обидевшись за Катю, а затем продолжил более спокойным тоном: — Думаю, нам не стоит вмешивать в это дело стражей закона. Даже если мы и заявим в участок, вряд ли от этого будет толк. Да и полицейские наверняка примут нас за идиотов. Все в поселке к тому же надорвут животики от смеха над нами. Вора же не поймают…
— Ладно, Хватит распространяться, — остановила меня Катя. — Вопрос в том, кто вор? Ведь никто, кроме нас троих, не знал ничего о банке. Очкарика мы только сейчас ввели в курс дела. От кого вор мог получить информацию? Я, например, никому не обмолвилась ни словечком, даже отцу!