Тайна личности Борна - страница 61
— Я отказываюсь в это верить, и ты не должен.
— Благодарю.
— Я действительно так думаю, Джейсон. Перестань.
Перестань. Сколько раз я себе это говорил. Ты — моя любовь, единственная женщина, которую я знал, и ты не веришь. Почему я сам себе не верю?
Борн встал, как всегда пробуя свои ноги. Подвижность возвращалась, раны были менее серьезны, чем допускало его воображение. На этот вечер он договорился встретиться с врачом в Болене, чтобы снять швы. Завтра все изменится.
— Париж, — сказал Джейсон, — ответ в Париже. Для меня это так же ясно, как ясно я видел те треугольники в Цюрихе. Просто я не знаю, с чего начать. Это какое-то помешательство. Я жду какого-нибудь образа, слова, фразы — или упаковки спичек, — которые бы мне что-то подсказали. Куда-нибудь меня бы направили.
— Почему не подождать, пока я не узнаю что-нибудь от Питера? Я могу позвонить ему завтра. Завтра мы можем быть в Париже.
— Потому что это ничего не изменит, разве ты не, понимаешь? Что бы он ни сообщил, того, что мне нужно, он не скажет. По той же самой причине «Тредстоун» не обращалась в банк. Эта причина — я. Я должен узнать, почему меня хотели убить, почему некто по имени Карлос готов заплатить… как он там сказал… целое состояние за мой труп.
Больше Борн сказать не успел, его прервал звон разбившейся чашки. Мари уронила на пол свой кофе и смотрела на Джейсона, побелев, словно от головы отхлынула вся кровь.
— Что ты сказал только что? — спросила она.
— Что сказал? Сказал, что мне надо узнать…
— Имя. Ты только что назвал имя Карлос.
— Верно.
— Все эти дни в наших разговорах ты его ни разу не упоминал.
Борн смотрел на нее, стараясь припомнить. Она была права: он рассказывал ей обо всем, но как-то упустил Карлоса… почти намеренно, словно отступая перед этим.
— Наверное. Ты, похоже, что-то про него знаешь. Кто такой этот Карлос?
— Ты что, шутишь? Если да, то шутка не из самых удачных.
— Я и не думал шутить. Я не вижу здесь повода для шуток. Кто такой Карлос?
— Бог ты мой, ты не знаешь! — воскликнула она, всматриваясь в его глаза. — Это часть того, чего тебя лишили.
— Кто такой Карлос?
— Убийца. Его прозвали убийцей Европы. На него уже двадцать лет идет охота. Считается, что он убил от пятидесяти до шестидесяти политических и военных деятелей. Никто не знает, как он выглядит… но говорят, что действует он из Парижа.
Борн почувствовал, как его окатила волна холода.
Такси на Волен оказалось английским «фордом», принадлежавшим зятю консьержа. Джейсон и Мари сидели на заднем сиденье. За окном быстро проносился темный сельский ландшафт. Швы были сняты, заменены мягкими повязками, закрепленными с помощью клейкой ленты.
— Возвращайся в Канаду, — тихо сказал Джейсон, прерывая молчание.
— Вернусь, я тебе говорила. Но у меня есть еще несколько свободных дней. Хочу посмотреть Париж.
— В Париже ты мне не нужна. Я позвоню тебе в Оттаву. Ты можешь заняться поисками «Тредстоун» сама и передать мне информацию по телефону.
— Кажется, ты сказал, что это ничего не изменит. Тебе надо узнать — почему. А кто — не будет иметь значения, пока не узнаешь причины.
— Я найду какой-нибудь способ. Просто мне нужен один человек. Я его найду.
— Но ты не знаешь, с чего начать. Ты ждешь какого-нибудь образа, фразы, упаковки спичек. Можешь не дождаться.
— Чего-нибудь дождусь.
— Уже дождался, но не видишь. А я вижу. Поэтому я тебе нужна. Я знаю слова, подходы. Ты не знаешь.
Борн взглянул на нее.
— Не говори загадками.
— Банки, Джейсон. «Тредстоун» связана с банками. Но не так, как ты можешь предположить.
Сутулый старик в потертом пальто и с черным беретом в руках шел по крайнему левому проходу между скамьями в сельской церкви городка Арпажон, в десяти милях к югу от Парижа. Колокольный звон утреннего «Ангелюса»[39] отдавался эхом под сводами из камня и дерева. Человек занял место в пятом ряду и ждал, когда перестанут звонить. Это был условный сигнал. Он знал, что, пока колокола звонят, другой человек, помоложе, — самый безжалостный из живущих, — обходит небольшую церковь кругом, изучая каждого входящего и выходящего. Стоило этому человеку заметить что-нибудь, чего он не ожидал увидеть, кого-нибудь, кого он счел бы угрозой, никаких вопросов не последовало бы — сразу расправа.