Тайна Наполеона - страница 5
Тем временем Фортунатус, покачивая остроконечной шапочкой, важно рассматривал руку молодого человека, которого Бернадотт назвал Жюно.
— Твоя карьера, — замогильным голосом начал он, — будет блестящей и удачной. Ты станешь другом великого человека. Ты будешь спутником его славы. Твою главу увенчает герцогская корона… ты будешь победителем на юге.
— Браво! В настоящий момент я сижу на половинном пайке! Ты обещаешь утешительные вещи, друг! Но скажи мне, какой смертью умру я после такого счастья? — воскликнул Жюно.
— Ты умрешь в сумасшествии! — мрачно произнес колдун.
— Черт! Начало твоего пророчества гораздо приятнее конца! — смеясь, сказал второй, которого Бернадотт назвал Мармоном. — Ну, а мне ты тоже предскажешь сумасшествие?
— Нет! Ты будешь жить на несчастье родины и на позор себе. После существования, полного славы и счастья, ты изменишь своему повелителю, станешь предателем своей родины, и твое имя получит печальную известность Иуды Искариотского!
— Ну, ты не очень-то щадишь меня в своих предсказаниях! — с громким смехом воскликнул Мармон. — Ну, а что ты предскажешь нашему товарищу?
С этими словами он указал на молодого артиллерийского офицера, к которому Екатерина питала столько участия.
Но тот резко отдернул руку и сказал суровым тоном:
— Я не желаю знать будущее. Я сам знаю его. — Он простер руку по направлению к небу, кусочек которого виднелся сквозь забор из дранок, окружавший садик «Во-Галя», и сказал дрожащим голосом: — Видите вы там звезду? Нет, не правда ли? Ну, а я вот вижу ее; это — моя звезда!
Чародей отошел от их стола.
Екатерина знаком подозвала его; он подошел к компании и сказал, глядя на двоих гвардейцев:
— Пользуйтесь вашей молодостью… ваши дни сочтены!
— А где мы умрем? — спросил один из тех, которым было суждено умереть за свободу десятого августа среди прочих героев, расстрелянных швейцарской лейб-гвардией.
— На ступенях дворца!
— О, как это величественно! — воскликнул Бернадотт. — А мне ты тоже собираешься предсказать трагическую смерть… с дворцом?
— Нет, твоя смерть будет очень тихой. Ты воссядешь на трон, и после того как отречешься от своего знамени и победишь прежних товарищей по оружию, ты опочиешь в далекой, обширной гробнице около ледяного моря…
— Но если товарищи все разберут себе, то что же останется для меня? — спросил Лефевр.
— Ты, — сказал Фортунатус, — женишься на той, которую полюбишь, ты будешь командовать громадной армией, и твое имя постоянно будет синонимом храбрости и порядочности!
— Ну, а мне что вы скажете, гражданин колдун! — пролепетала Екатерина, почувствовавшая невольную робость, что, наверное, случилось с ней в первый раз в жизни.
— Вы, барышня, станете женой того, кого полюбите… и будете герцогиней!
— Значит, в таком случае мне тоже надо стать герцогом! Генерала с меня не хватит? — весело спросил Лефевр. — Эй, колдун! Докончи же свои предсказания, скажи мне, что я женюсь на Екатерине и что мы с ней станем герцогом и герцогиней!
Но Фортунатус медленно пошел прочь, не обращая внимания ни на смех молодых людей, ни на любопытные взгляды женщин.
— Однако! — сказал Фушэ. — Этот колдун очень изобретателен. Вам он предсказал самые высшие должности и отличия, а мне не сказал ничего. Значит, я никогда не стану важной особой?
— Да вы уже были священником, — сказала Екатерина, — кем же вы еще хотите стать?
— Я был просто проповедником, моя милая, а в настоящее время я просто патриот, враг тиранов. Кем я хотел бы стать? О, это так просто! Министром полиции!
— Вы, может быть, и станете им. Вы так хитры, так умеете держаться в курсе всего происходящего, всего, что говорят, гражданин Фушэ! — отрезала Екатерина.
— Да, я стану министром полиции, когда вы будете герцогиней! — ответил Фушэ с какой-то странной улыбкой, которая на минуту осветила его печальное лицо и смягчила куний профиль.
Бал кончился. Четверо молодых людей встали и ушли, посмеиваясь над колдуном и его колдовством.
Екатерина приняла руку Лефевра, который получил разрешение проводить ее до дверей прачечной.
Впереди их шли трое соседей по столу. Наполеон Бонапарт важно и медлительно шел в стороне от своих друзей Жюно и Мармона; по временам он вскидывал голову кверху, всматриваясь в голубой свод неба, словно отыскивая там ту звезду, о которой он говорил и которая была видна только ему одному.