Тайна перламутрового дракона - страница 4

Да и не могла она забыть, как прижималась губами к его волосам, там, между небом и землей, в лапах лазурного дракона, и как он льнул к ней в последней надежде, а потом, забив на собственные увечья, прикрыл своим телом…

Ана долго не решалась узнать у брата, действительно ли он давай товарищу тот самый наказ, на который ссылался Хедин, — боялась окончательно разочароваться. Но однажды все-таки не выдержала. И Вилхе ответил — неожиданно серьезно и будто осуждающе:

— Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы подставлять Хедина, рассчитывая на успех в таком деле.

Объяснений Ане не понадобилось. Что бы ни попросил в тот день Вилхе у товарища, это никак не касалось принятого Хедином решения спасти ей жизнь ценой своей. А значит, он солгал, стесняясь собственного поступка. И это еще сильнее заставило Анну задуматься.

Хедин закрыл ей рану после падения с дерева и за все последующие годы словом об этом не обмолвился. Даже когда Ана в своих нападках переступала грань дозволенного. Она потом ненавидела себя за это, но не провоцировать Хедина просто не могла. Безумно хотелось новых доказательств своей правоты. Доказательств того, что Хедин к ней неравнодушен.

Три года назад ей показалось, что она их нашла. Тот удивительный месяц, когда они с Хедином понимали друг друга, стал для Аны самым ярким в жизни.

И пусть его действия легко объяснялись благодарностью за ее помощь в избавлении от страха высоты — уж в отсутствии этого достоинства Хедина упрекнуть было нельзя, — Ана упорно искала в них совсем иное. И после слишком долгой разлуки почти нашла.

Хедин отслужил на границе два года, появляясь в Армелоне лишь по очень большим праздникам и с Аной не сталкиваясь вовсе. Поначалу ее это только радовало: Ана была жестоко обижена тем, как Хедин повел себя во время их последней встречи. Поцеловать попытался, уравняв со всеми теми девицами, с которыми потом на Главной площади миловался. И не стеснялся нисколько, а Ане было так больно и обидно, словно он предал ее доверие и растоптал всю ту необыкновенную теплоту, что сам же и вызвал в ее душе. Ана не позволяла себе ненавидеть Хедина, иначе пришлось бы признать, что ей есть дело до него и его к ней отношению, а она этого не хотела. Уверяла, что презирает, что именно этого от Хедина и ожидала, что бесконечно рада своевременному вмешательству Эдрика, не позволившему ей наделать глупостей и уронить себя…

Все оказалось неправдой!

Ана ревновала и не желала, чтобы хоть одна девица прикасалась к Хедину. Смотреть на это было просто невыносимо. Думать об этом тоже было невыносимо, и Ана старательно гнала такие мысли, втайне надеясь на то, что на границе у Хедина не будет особой возможности завести себе подругу жизни. Хотя и понимала, что такой, как он, в одиночестве уж точно не останется.

Когда злость немного улеглась, Ана поняла, что невозможно по нему скучает. Раз за разом ловила себя на том, что перебирает в памяти короткие моменты их общения, усердно выискивая несуществующие нежности и цепляясь за них, как утопающий за соломинку. Почему Хедин сердился, когда думал, что она по просьбе Вилхе с Даром Солнца к нему пришла? Почему он с таким удовольствием уплетал принесенное Аной рагу? Почему язвить начал, когда ее с Эдриком увидел? Неужели испытывал тогда к Ане особый интерес? Да если бы она просто сестрой его друга была…

Вот только Ана упустила свой шанс. Струсила, предпочла легкое и привычное решение. Не рискнула судьбу испытать. И уверена была, что возвратившийся после долгого отсутствия Хедин на нее больше и не взглянет.

Но боги решили иначе. И подарили им двоим в свой праздник бесценный подарок.

Каким ветром в день Летнего Солнцестояния Хедина занесло в Армелон, Ана не знала. Ему оставалось служить еще целый год, и Ана меньше всего на свете ожидала столкнуться с ним на Главной площади перед самым началом танцевального конкурса. Так глупо, замечтавшись, врезаться Хедину в грудь — и отпрянуть в смущении. А потом едва найти в себе силы, чтобы вздохнуть и ответить дерзостью на привычную дерзость.

Хедин изменился, но — Энда его подери! — стал еще лучше. Выгоревшие на солнце волосы; чуть более жесткий прищур — явно не единожды в карауле на границе стоял, врагов высматривая; широкие сильные плечи — ох, у Аны даже кончики пальцев закололо от желания до них дотронуться. И откуда он взялся на ее голову — такой… совершенный? И почему ей даже язвы его нравились? И зачем?..