Тайна песчинки - страница 20

— Маленький? — переспросил Хинт.

— Ну, я думаю, километров десять, не больше.

— В нашем положении эти десять километров не пустяки, — сказал Хинт с каким-то раздражением, но тут же взял себя в руки — он понял, что такой тон может обидеть друга, и примирительно заметил: — Как бы то ни было, но мы уже у цели. Может быть, мне сходить за хлебом?

— Нет, нельзя.

— Почему?

— Я видел военные грузовики во дворах этой деревни. Всюду здесь какие-то немецкие обозы.

— В таком случае, — сказал Хинт, — мост охраняется.

— Да, — ответил Юрий, — я видел сверху полосатые будки. Но надеюсь, что мы пройдем. Ночью это не так трудно.

Потом они снова уснули и, проснувшись, снова обдумывали свой маршрут. Хотелось есть, но они не говорили о еде. Это была для них запретная тема, и, не сговариваясь, они обходили ее.

С наступлением темноты они проползли по опушке леса к проселочной дороге, медленно побрели по ней и вскоре очутились на гудронированном шоссе, по бокам которого увидели белые столбы — верный признак того, что впереди мост.

По шоссе медленно двигалась длинная крестьянская телега. Они решили идти за ней.

Лошадь лениво брела к мосту. Одиноко сидевший на дощечке крестьянин, как бы опасаясь догонявших его подозрительных лиц, поторапливал свою лошаденку. Но она не обращала внимания ни на удары вожжей, ни на понукание своего хозяина — шла к мосту своим привычным шагом.

Хинт и Юрий протянули руки к телеге и сделали вид, что только что сошли с нее и на пригорке дают возможность отдохнуть лошади.

Они вышли к мосту. Телега загрохотала на дощатом настиле. На шум вышли из будки двое часовых. И как бы продолжая давно начатый разговор, Юрий с упоением рассказывал о чудесном вечере танцев, который только что закончился в доме старосты, о какой-то девушке Марии, которая никак не отпускала его до позднего вечера. С огорчением Юрий говорил, что дома его ждут и за вечер танцев у старосты ему, конечно, попадет.

Хинт не совсем понимал смысл того, что говорил Юрий, да и вряд ли часовые что-нибудь могли разобрать в той бредовой болтовне, которой сопровождал свои спокойные шаги Юрий.

Больше всего Хинт опасался приближения часовых. Ночь была темной, но часовые осветили бы их фонарями и сразу же поняли бы, что в нижних рубахах, грязных брюках и опорках на вечер танцев к старосте не отправляются. И их бы, конечно, задержали. К счастью, часовые не подошли к ним, а только издали окликнули возницу — они знали его и не считали нужным останавливать его, а заодно и двух парней, возвращавшихся с ним домой.

За мостом с пригорка лошадь побежала, подгоняемая своим хозяином, а Хинт и Юрий отстали.

Вскоре и лошадь, и крестьянин, оказавшийся, сам того не подозревая, их спасителем, и мост, и будки с часовыми исчезли в темноте. Все кругом стихло.

Это было удачное начало ночи. Они были возбуждены и уже не чувствовали с такой остротой ни голода, ни жажды. Они свернули на ту дорогу, которую высмотрел Юрий с высокого дерева, и быстро пошли по ней.

Неожиданно из темноты перед ними возникла большая деревня. Они остановились.

— С высоты мне казалось, что эта деревня находится вдали от дороги, — сказал Юрий. — Да, да теперь все правильно.

И они смело пошли по длинной деревенской улице. Шли спокойно, непринужденно, стараясь не очень шуметь своими деревянными ботинками. У длинного одноэтажного дома, напоминавшего барак, они услышали музыку и песни — там была какая-то вечеринка.

Хинт и Юрий хотели перейти на другую сторону улицы, но внезапно перед ними открылась широкая дверь и прямо на них вышла шумная компания пьяных людей.

Хинт успел заметить, что у всех у них были фашистские повязки на рукавах.

Улица наполнилась пьяными голосами, криками. Вновь открылась дверь, и кто-то позвал:

— Вальтер, вернись.

Тот, кого позвали, остановился, что-то пробормотал, вернулся в дом. Другие же продолжали идти, кричали, шумели, громко переговаривались друг с другом.

Хинт и Юрий прижались к соседнему дому — бежать нельзя было. Пьяные фашисты их не заметили, потом свернули в какой-то двор и исчезли.

Хинт расслышал только чей-то пьяный возглас: