Тайна римского саркофага - страница 14
Алексею не раз приходилось впрягаться в телегу. Его спасали молодость и сила.
Всех заключенных заставляли на верхнюю одежду нашивать белый матерчатый лоскут, а поперек него, в зависимости от определенной фашистами степени виновности, одну, две или три синие нашивки. На голове выстригали волосы — примета.
Однажды Алексей опоздал в строй. За это его заставили «танцевать жабку». Нужно было присесть, вытянуть вперед руки и в таком положении прыгать.
Сзади шли охранники и били дубинками.
Алексей несколько раз падал в изнеможении. Его поднимали и снова заставляли прыгать. Он еле передвигал отекшие, истертые ноги, а спину будто налили свинцом.
«Неужели конец? — пронеслось в голове, но тут же Алексей наполнился яростной решимостью: — Выдюжу!..»
Главным было — не утратить воли к жизни, не оказаться в одиночестве. Люди, товарищи по, несчастью, при малейшей возможности старались помогать друг другу. Лишний черпак баланды или кусочек эрзац-хлеба, пара пригодного белья, просто подбадривающее слово были иногда решающими в борьбе с отчаянием. Взаимная выручка давала силы, чтобы пережить самые тяжелые испытания.
«Нужно выжить, нужно выжить», — думал Алексей. В конце ноября 1941 года наиболее выносливых посадили на товарные платформы, обтянутые колючей проволокой. Повезли в Псков.
Было очень холодно. Состав еле тащился. Пленные стояли, прижавшись друг к другу спинами, плечами, пытаясь согреться. Те, кто не мог стоять, — падали.
Одним из первых упал Алексей. Силы оставили его. Ослабевший после ранения и контузии, он лежал на холодной платформе, закрыв глаза. Подумал: «Неужели так и замерзну?»
А пленные продолжали падать на платформу. Алексея почти завалило телами, он с трудом дышал. Зато стало теплее.
Когда, наконец, состав прибыл, Кубышкин еле выбрался из-под груды тел. Более двух третей пленных дорогой замерзло, их трупы погрузили на платформы и увезли за город.
В псковском лагере «Кресты» Алексей был определен пилить дрова для квартир эсэсовцев.
Здесь было то же: пленных пороли, морозили, за каждое слово, сказанное против, вешали, стволами автоматов выбивали зубы, заковывали в цепи и кандалы.
Фашисты умели выбирать палачей. Они изощрялись друг перед другим в пытках. Многие пленные не выдерживали и сами искали смерти: одни бросались на эсэсовцев, зная, что тут же последует автоматная очередь, другие — на колючую проволоку, под ток.
Раз в неделю в лагере проходила «чистка»: вооруженные автоматами эсэсовцы врывались в помещения и, шныряя между нарами, кричали:
— Кто есть комиссар?
Пленные молчали.
— Кто есть комиссар? — надрывались фашисты.
Не получив ответа, они набрасывались на «подозрительных» и выталкивали их автоматами во двор. Потом увозили на край оврага — расстреливать.
Однажды вечером, когда мутное зимнее небо окрасилось на горизонте бледной полоской зари, двое эсэсовцев вывели из лагеря Алексея и еще четырех заключенных. Их повели куда-то в сторону леса.
В морозном воздухе пахло, гарью. Все дома были сожжены или разрушены. Повсюду валялись обгорелые доски, бревна, битый кирпич, оконные рамы, поломанная мебель. Вокруг — ни души. Только где-то голосисто тявкала собака, да воробей, выпорхнув из пробоины в стене, встревоженно чирикая, уселся на подломленной ветке обгоревшей осины.
Испачканное запекшейся кровью лицо Алексея распухло и налилось сине-багровыми подтеками. Он был без шапки, подросшие волосы рассыпались и серебрились инеем.
Алексей искоса посматривал на эсэсовцев. Они, ссорясь из-за чего-то, отстали шагов на пятнадцать.
Вокруг лежал глубокий почерневший снег. Серое облачное небо казалось холодным, враждебным. «Бежать... бежать», — металась дерзкая мысль.
За поворотом показалась белая каменная ограда запущенного кладбища. Незаметными для немцев жестами Алексей просигналил товарищам, что нужно бежать.
Как только они приблизились к кладбищу, все разом метнулись в стороны. Алексей одним прыжком перемахнул через ограду и скрылся среди белых, запорошенных снегом крестов.
Он бежал, почти не слыша треска выстрелов. Их заглушал стук бешено бьющегося сердца. Откуда-то сзади неслись злобные выкрики конвоиров, звериное «Хальт!» — эхо, исказив немецкое слово, издали повторяло его. От усталости и морозного воздуха перехватывало дыхание. В ушах звенело...